Весна не была одинаковой для всех. Михаил Иванович поднял лицо к облакам, размазанным по высокой лазури, и долго смотрел на них, наконец прекратив свой счёт. Потом, поднявшись на небольшой мост, стягивавший корсет Зимней канавки, он прислонился к холодным камням. Когда-то он катался здесь на лодке со Стегловым и его воспитанником, то были чудесные времена, то была его молодость. Он вдруг почувствовал себя немощным и старым, не способным защититься от обстоятельств, которые могли вдруг выхватить его из привычной жизни и швырнуть в тюремный подвал, отняв свободу, любимое дело и едва не саму надежду… Всё таяло. Рыхлый снег оседал под потеплевшими лучами, уже местами стояли грязные лужи, и только лёд на реке был всё таким же слепяще-чистым. Отстранившись от парапета, Ильин закашлялся.
Дома он долго отмывался от казематной грязи, стараясь заодно смыть с себя и неприятные ощущения, хотелось скорей забыть последнее злоключение, вернуться в привычную жизнь. Рвануть бы в Альпы… но в Альпы было нельзя. Поразмыслив, он направился к Стеглову, точнее, к Стегловым – Михаил Иванович ещё не привык к мысли, что его друг оборвал холостяцкую песню, упорно тянувшуюся столько лет.
Пётр Петрович прослезился, обнимая вошедшего друга. Такая встреча!
– Глазам своим не верю… Миша, ты свободен! А мы-то… Леночка, душа моя, вели Глаше накрывать на стол.
Молодая жена Стеглова была и впрямь красавицей – настоящей, без золотого напыления, очаровывавшая естественной красотой и грацией, способной пробудить душу поэта, художника, музыканта. Ильин обвёл взглядом некогда холостяцкое жилище – теперь здесь было непривычно уютно. Никаких покушений на излишества и роскошь, но всюду чувствовалась заботливая женская рука и хороший вкус.
– Да что вы суетитесь, дорогие мои, – смущённо пробормотал он, присаживаясь так, чтобы не мешать домработнице, замелькавшей с приборами в руках.
– Лена любит гостей, да они редко у нас бывают… Хорошо, что ты к нам заглянул!
Стеглова распирало от радостных чувств. Время прошлось сединой по его волосам, но глаза смотрели всё так же молодо, задорно. И толстеть Пётр Петрович не собирался – такого не откормишь ни кашами, ни пирогами. Невыгодный муж щепетильной жене… Посидев за столом для приличия, Елена не задержалась с мужчинами. Она ушла, и с её уходом комната обрела обыденность. Пётр Петрович какое-то время заворожено смотрел на дверь, скрывшую от его глаз любимую женщину. Затем повернулся к Ильину и, подмигнув, спросил: