Здесь было, похоже, так же, да только
как заведено у людей этой страны, не знала и Натали. На книги из
королевской библиотеки надежды было мало, значит, придётся
разбираться самой.
Было боязно. Шутка ли, ей осьмнадцати
нет, куда она лезет? Да похоже, выбора ей никто не дал.
— Чтой-то вы не то задумали, — весьма
назидательным тоном сообщила ей служанка — Тинейли, да как же
запомнить это дурацкое имя? — Зачем же ж вам в глушь эту суваться?
Там же ужасти!
— Ужасти, — серьёзно кивнула Натали.
— Боишься? Оставить тебя дома?
Большеглазая девица аж руками
всплеснула.
— Ох, что же ж вы такое говорите-то?!
А кто вас оденет, причешет, платьице-то вам кто отгладит? Сыскари,
что ли? Ох уж они отгладют!
— Так ведь ужасти, — улыбнулась
Натали. Когда она строго велела Тинейли не чиниться и болтать
вволю, с новой служанкой стало полегче, а то больно вымуштровали её
в знатном доме. Натали не хотела, чтобы ей прислуживала вечно
прямая как палка истуканка с ненастоящей улыбкой, приклеенной к
лицу.
Тинейли внезапно посерьёзнела.
— Ну, ужасти. Так ведь это вам
ужасти, а не мне; мне-то что? Я, что ли, покойников не видала? Так
то же ж крестьянская жисть должна быть ужастей полна, а вам оно
пошто?
— Так я и сама, милая, почти что
крестьянка. Выросла в деревне, потому как негде мне было больше
расти. У папеньки моего, знаешь, крохотное поместье было, всего
одна деревня при нём. Аккурат за нашим садом она и начиналась. Я
туда играть бегала. До обеда. После обеда приезжали соседки, дочери
таких же помещиков, или мы с маменькой садились в коляску и ехали в
гости. Такая вот жизнь была. Что в деревне бывает — я всё знаю. Как
корова рожает да чем помочь. Как кур резать. Пошто под вечер не
надобно к большой скирде ходить, что окрай села. Как пьяного
унимать, когда он с топором за женой гоняется — это, пожалуй, всех
наук посложнее будет.
— Да как же вы его уймёте-то, девица
тонюхонькая?
— Ну, я барышня всё-таки. Господская
дочка то есть. Даже пьяный помнит, что по моему слову с ним всякое
статься может.
— А ежли не упомнит?!
— Мужики защитят. Надобно, чтобы
непременно кто из них рядом был.
— Ох, бедовая вы... барышня.
Новое словцо Тинейли выучила с
удовольствием — по всему видать, оно выделяло её среди прочей
прислуги: остальные прислуживают всяким там вараи, а она — барышне!
Избранной, то есть. Нехитрая похвальба, но понятная.