После третьего боевого выхода судовладельцы продали битую,
крашеную и подтопленную галеру перекупщику в Генуе, а себе оставили
под тем же названием трофейный галиот генуэзской постройки с
восемнадцатью скамьями по два гребца. Количество гребцов, а
пропорционально и прочего экипажа сократилось в два раза, а
сложностей со снабжением и руководством стало с четыре раза меньше.
Галиота при такой интенсивности боевых действий и такой удаче
хватило на полгода, после чего Тодт и Харон скрепя сердце потратили
почти все накопленные средства на примерно такой же, только
новый.
Теперь и этот галиот окончательно сгорел и пошел на дно, а
экипажу досталась неплохая фуста османской постройки – корабль того
же класса и того же размера с поправкой на особенности
национального судостроения.
Глава 4. Не верю!
Поселившись в мастерской, Марта в город больше не выходила. До
сдачи Милана в царстве кистей и красок произошло много интересных
событий.
За пару недель Горгонзола подготовил перевоплощение
лже-Маркуса настолько хорошо, насколько это в принципе было
возможно. Предполагалось, что «Маркус» теперь носит не костюм
ландскнехта, как он предпочитал ранее, а костюм ломбардского
дворянина. Сапожник сделал высокие сапоги для верховой езды с
маленьким внешним каблуком и высоким невидимым внутренним.
Цирюльник сделал парик из натуральных волос нужного цвета с
добавлением седых. Волосы до плеч маскировали «не такие» уши.
Широкополая шляпа, сдвинутая на левую сторону, бросала тень на
удивительно правдоподобную маску. Правую бровь Бонакорси Марта
подровняла пинцетом.
Особенно высокотехнологичной частью плана стала маска.
Горгонзола купил у больничного сторожа свежий труп проколотого
шпагой заезжего фехтовальщика. Голову покойника он облил кипящим
маслом, снял и выделал кожу. Бонакорси сначала отказался цеплять
этот ужас себе на лицо, но Марта напомнила про четыреста флоринов,
и он согласился.
Оставались кончик носа и подбородок, изменить которые не
получалось, но Горгонзола сделал хитрый ход. Он писал портреты
генуэзских нобилей, и напомнил всем, что был лично знаком с
Маркусом. Когда Тарди поделился с кем-то из коллег своими
затруднениями с опознанием предположительно мертвого клиента, ему
сразу же посоветовали обратиться к Горгонзоле. Благо, живописцы
известны своей профессиональной памятью на лица. Горгонзола за
умеренную плату написал по памяти очень точный портрет Маркуса с
носом и подбородком, средними между оригиналом и Бонакорси. Глядя
на портрет, любой генуэзец, помнивший Маркуса, узнавал его
безошибочно. А тот, кто сравнил бы портрет и Бонакорси, не
усомнился бы в их безусловном сходстве.