Медведь косолапо шагнул вперед. Ларш с трудом удержался от
того, чтобы кинуться к дверям. Шаг назад, только один шаг...
«Это цирковой медведь... он к людям привык...»
Еще шаг от медленно подходящего зверя... еще шаг... не
подпускать близко, не то отхватит руку вместе с угощением...
А вслух – негромкие, ласковые слова. А левая рука ведет по
доскам, отделяющим стойла от прохода. Вот пальцы нащупали
засов...
Ларш дернул деревянную задвижку. Медведь подошел опасно
близко.
Задвижка подалась. Левой рукой стражник отворил дощатую
низкую дверцу, правой бросил луковицу в пустое стойло:
– Иди, Вояка, бери... хороший зверь, хороший...
Медведь заколебался, подозрительно глядя на чужака, а
затем шагнул в стойло за подачкой. Цепь потащилась за ним по
соломе.
«Эта хлипкая дверь не удержит его, если начнет буянить, –
соображал стражник. – Но хоть задержит, пока мы с мальчишкой
убежим...»
Массивная цепь, конец которой тянулся в проход, мешала
закрыть дверь. Ларш поднял конец цепи – и заметил, что в одно из
бревен-стояков вбит железный крюк. Надежный такой, внушающий
доверие. Вот на него бы накинуть цепь... но для этого нужно войти в
стойло!
Ларш колебался лишь мгновение. А затем неспешно и
уверенно, словно каждый день имел дело с пьяными медведями, вошел в
стойло, набросил крайнее звено цепи на крюк и вышел.
Медведь, в двух шагах от которого прошел чужой человек, не
обратил на это внимания: он самозабвенно возил мордой по
раздавленной луковице.
«Почему он сам не учуял лук? – спросил себя Ларш, запирая
стойла на засов. – Вино ему сбило чутье? Или отвлекся на
мальчишку?»
Мысль о ребенке заставила поторопиться. Ларш подошел к
опорному столбу, поднял руки – и на них молча, понятливо и
бесстрашно спрыгнул маленький циркач. В этот миг замурзанный
смуглый бродяжка был дорог Сыну Клана, как младший брат.
Ларш спустил ребенка на пол, легонько шлепнул пониже
спины:
– Беги к матери!
Тот без единого словечка припустил по проходу к дверям –
только босые пятки замелькали.
Стражник двинулся следом. Мимоходом бросил взгляд в стойло
и с облегчением вздохнул: хмель взял свое. Вояка спал, уткнувшись
мордой в солому.
Сына Клана уколола жадная, горячая мысль: «Не Дар ли во
мне проснулся? Ведь кто-то из Первых Магов умел усмирять диких
зверей... а за века кровь Кланов так смешалась...»