Корзинщика Кенет обнаружил без труда. На деревенской площади,
куда по вечерам народ сходился посидеть в холодке и потолковать о
жизни, сидел сутулый старик и плел корзину. Рядом с ним стояли еще
три корзины. Дрожащие узловатые старческие пальцы медленно, с
трудом гнули непокорные прутья. Мастерством старик, несомненно,
обладал: время от времени у него получались удивительной красоты
узоры. Но руки ему постоянно изменяли, подслеповатые глаза плохо
видели в пыльно-лиловых сумерках. Корзины выглядели кривовато и
навряд ли отличались большой прочностью. Негнущимися пальцами
старик то и дело ловил упрямый прут, а прут то и дело норовил
распрямиться и хлестнуть по лицу. Кенет стоял и смотрел, не в силах
открыть рот и попросить продать ему немного прутьев. Мерзкой
насмешкой над старостью прозвучала бы его просьба.
Старик заметил, что рядом с ним стоит кто-то, и с надеждой
взглянул на Кенета, но тут же сообразил, что полуголый оборванец не
станет покупать корзину.
– Чего стоишь? – с беспомощным гневом выкрикнул он. – Иди... иди
прочь!
Кенет наконец открыл рот, но почти к своему же изумлению спросил
не о том, о чем собирался.
– Сколько заплатите ученику за день работы, мастер? – произнес
Кенет.
Старик посмотрел на него недоверчиво и настороженно.
– Это смотря как работать будешь.
– Дозвольте? – Кенет, не дожидаясь ответа, присел рядом со
стариком и взялся за прутья. Когда старик, отчасти поборов
недоверие, нехотя кивнул, Кенет уже работал, не подымая головы.
Его сильные молодые пальцы гнули лозу быстро и уверенно. Вскоре
он протянул старику небольшую корзинку.
– Годится?
Старик взял корзинку в руки, повертел ее, разглядывая со всех
сторон, зачем-то огладил кончиками пальцев ее ладный выпуклый
бочок, помигал немного и вдруг бессильно заплакал, уронив голову на
грудь.
– Вот что, мастер, – сказал Кенет, подымая плачущего старика с
земли, – пойдем в дом. Поздно уже и сыро. Все едино никто ничего не
купит. Пойдем. Вы не беспокойтесь, я и ночью работать могу. Я сплю
мало.
Провожая старика домой, Кенет выслушивал его нехитрую повесть.
Сын, его единственный кормилец, отправился на заработки, оставив
отцу и еды, и денег вдоволь, но в дороге задержался. Еда и деньги
вышли. Все, что можно продать, старик уже продал. Он уже и весточку
от сына получил: заболел, мол, оттого и задержался, но деньги
заработал хорошие, на жизнь хватит с избытком. Может, и хорошие
деньги, да до них еще дожить надо. Возможно, большинство
односельчан охотно поддержали бы старика и уж в любом случае с
голоду бы помереть не дали. Но старику претило одалживаться, жить
из милости, и он делал вид, что не голодает, сколько мог. Когда же
стало совсем невтерпеж, взялся за прежнее ремесло, да вот руки его
подвели.