Тем не менее, во что бы там Верес не верил, каким-то образом это
проклятое переселение, вернее, выселение его «души» случилось.
Вереса, правда, не покидало стойкое чувство (о, он всё ещё мог
стойко чувствовать?), будто его кто-то насильно выдернул из горячо
любимого тела. Как щербатую занозу из пальца, аккурат в процессе
соприкосновения грубого металла с упрямой шеей. Неотвратимым,
мощным рывком, которому Верес не мог бы сопротивляться, даже если
бы захотел.
Таинственный кто-то буквально разделил надвое самую его суть,
отделил что-то от крепкого плотского корня. А заодно вытащил прямо
из ледяных костлявых лап старика Хэта, которому Верес прежде
столько раз смеялся в лицо. В тот момент, когда, наконец, у
Льдобородого появилась возможность припомнить ему все издёвки. По
крайней мере, тощий жрец аккурат перед казнью убеждал толпу, что
души мертвых, исходящие из тел, особенно прогневавших богов, а
значит теперь и Вересов, сразу после смерти безвозвратно втягивают
страшные ледяные ноздри, никогда до конца не способные согреться
теплотой человечьей души...
Ну, ладно - пусть этот кто-то решил, что с бледным стариком
Вересу видеться пока не пришёл срок. Не то чтобы он не был
благодарен... Хотя вообще не ясно было даже, за что быть
благодарным. Кто он теперь - бестелесный призрак? Неприкаянная
душа, зависшая между мирами?
Эй, ты, тот самый кто-то! - попытался он крикнуть. - Покажись,
коли не боишься! Толстые гнутые кости Орота! - ругаться выходило
только мысленно, - Даже звука издать не получается! Вересу только и
оставалось, что бестолково висеть над плахой да глазеть на подлых
палачей и безучастных зевак.
Да уж, толпа, вылупившая зенки на его позорное расчленение,
собралась разношерстная. Верес обвёл взглядом площадь и который раз
подивился увиденному. Ещё перед казнью, гордо подняв голову, он
смотрел в эти лица, - на казнь пришли богатые и бедные, хитрые и
простые, - пытаясь увидеть хоть толику возмущения происходящим.
Хотя бы каплю сочувствия или негодования на этих знакомых и
незнакомых физиономиях.
Он вглядывался в лица тех, кто заполнил своими бренными телами
площадь в этот жаркий полдень. Ну хоть тень сомнения, наконец! В
том, что творится не справедливое возмездие, а что-то несусветное,
невероятно подлое и омерзительное. Творится прямо у них на глазах,
и скоро эта дрянь, может, коснётся и их жизней, их детей, их
близких. Неминуемо, необратимо...