Но сразу же после этой секундной, вынужденной задержки, оно
разразилось самым мерзким из набора своих визгов: «Караульный!!!
Почему не изъяли у дезертиров оружиееее!!!??? Разоружить
немедленно! В карцер всех, а с утра всех в расход, расстрелять их
перед строем! Всех! Всех! Всех! К стенке этих негодяев, всех до
одного!»
Создать карусель

«...Будет последним это свиданье,
Крайняя ночь в столь уютном тепле.
Молчать и терпеть - хуже всех испытанье,
Пора собираться на встречу во мгле».
Разоружив, нас втолкнули в какой-то тесный свежевырытый блиндаж,
с дверью из грубых досок, через щели между которыми сюда проникали
тонкие полоски света. Пахло свежевырытой землёй и спокойствием. Мы
вытянулись на глиняном полу, и это случилось с нами впервые с
самого начала немецкого штурма.
Сколько ж это дней прошло? — Хоть убей, но не могу вспомнить.
Все они слились в единый, жуткий комок, бешеной стрельбы, горьких
потерь и подлых предательств. Лежали все молча.
Создать карусель

Слова теперь были явно лишними. Молчание нарушил Мустафа: «Дядь
Мить, скажи дарагой, а что он сказал с нами будет дэлать? Он так
громко визжал, что я толком ничего и не понял».
– Что будет, что будет? - А ничего с нами уже не будет. Завтра
выведут нас всех на солнечную полянку, и группа боевых товарищей
приведёт его приговор в исполнение.
- Это как же так? Мы же ведь за Родину грудью стояли там, на
Мекензиевых горах. До последнего почти патрона стояли. Если бы
остались с Яшкой, это бы ничего не изменило. Патронов всё равно уже
не было — не понял, или не хотел понять пацан.
- Кого это волнует парень? Кыкнут нас завтра, как собак бешеных,
это по-русски я тебе говорю, а если по-татарски, то, наверное,
«секир башка» сделають, или даже возможно «кирдык» нам будет, но
смысл примерно такой же.
В назидание остальным несознательным трудящимся, что бы боялись
больше своих врагов, чем чужих. И вообще… дай хоть одну ночку в
жизни порадоваться этой кратковременной жизни, хотя б
напоследок.
Вспомнились эти же слова, произнесённые Яшкой накануне его
гибели. Ненадолго я ж тебя пережил, бравый пулемётчик Яков Цигель.
Вот мы завтра с тобой и встретимся Яков ты Моисеевич.
Молчание длилось неопределённое время, благо, что это время как
бы замерло от неожиданно случившегося с нами подлейшего из
предательств. Надо же мне было ляпнуть такое. Теперь из-за моего
длинного языка погибнут ни в чём неповинные ребятишки.