– Чикинды здесь завались, – сказал Костя. – И в этом отщелке, и
в том…
Неожиданно из травы прямо нам в ноги бросилась красивая птица.
Серая с розовым
отливом. На боках белые и черные полосы. Черная полоса
опоясывала голову и шею. Одно крыло она волочила по земле.
– Кеклик! – воскликнул Костя. – Раненый. Добыча сама в руки
бежит.
Он, Санек и Антон стали ее ловить. Птица ловко увертывалась. Но
не взлетала и далеко не отбегала. И вдруг вспорхнула, пролетела как
ни в чем не бывало метра два и быстро побежала вверх по склону.
– Да она нам голову морочила! – догадался Санек.
– А вон птенцы. – Костя показал в другую сторону. По склону
проворно взбирались серые комочки. Они исчезли среди камней.
– Сейчас я их передавлю. На суп, – пообещал Санек и шагнул к
склону.
Но Катя загородила ему дорогу. Даже руки расставила.
Попросила:
– Саня, не надо! Они же маленькие, в них есть-то нечего.
– Жалостливая какая.
– Да они уже спрятались, – заметил Костя. – Не найдешь.
– Ладно. Уговорили.
– Я об этом читал, – сказал я. – При опасности самка кеклика
притворяется раненой. Отвлекает, уводит подальше от своих
птенцов.
Мы продолжили путь. И наткнулись на маленький пруд. От ручья
отделился ручеек поменьше. Он упирался в огромный белый с голубыми
прожилками камень. Камень этот торчал из земли метра на полтора. Он
же служил пруду дном.
– А шеф-то не трепался про водоем, – сказал Санек. Он
осмотрелся. – Да, точно, дальше машина не проедет.
Катя сунула в воду палец и радостно воскликнула:
– Теплая! Да здесь купаться можно.
– Солнце камень нагревает, а тот – воду, – заметил Костя. –
Из-за этого пруда так киргизы ущелье и назвали, не иначе.
С северо-восточного склона в ущелье спускались три маленьких
ущельица – отщелка, как их называл Костя. Два мы уже прошли. Третий
был в самом конца ущелья. Когда мы дошли до него, Катя
воскликнула:
– Смотрите: палатка!
Действительно, в начале последнего отщелка стояла маленькая
парусиновая палатка. Унылое зрелище она из себя представляла.
Рваная, осевшая, вылинявшая. Стояки накренились в разные стороны.
Мы подошли. Палатка была такая ветхая, что казалось: задень ее, и
парусина расползется. Перед входом валялся полусгнивший спальный
мешок. Внутри было пусто. Она явно стояла здесь не один год. Возле
полуразрушенного очага валялись три алюминиевыхкастрюли разного
размера и чайник.