Но это потом. Сейчас приходится думать не о себе, а о
других!
И превращаться пока не надо. Там, куда он спешит, он всегда
появляется в чешуе.
Потом он отдохнет и выспится. Глядишь, силушка-то волшебная и
вырастет...
Аквамарин устало вздохнул и, привычно высоко поднимая колени,
чтобы не спотыкаться о ласты, зашагал к дальней стене. Он знал, что
черная щель расширяется, превращаясь в коридор. И что коридор через
два поворота выведет в другую пещеру, куда больше этой. Настоящий
подземный чертог. И тоже освещен магической пластиной, только свет
не зеленоватый, а золотистый.
Почти как земное солнышко...
2
Что пользы мне в том, что сокровищ полны
Подводные эти хоромы?
Увидеть бы мне хотя б зелень сосны!
Прилечь хоть на ворох соломы!
(А.К. Толстой)
–Шайи... Шайи...
Шепот скользил под сводом коридора, отражался от стен – и
казался Аквамарину прекраснее песни.
Неужели чуткая умница издали услышала шлепанье ласт по камням?
Или давно ждет его и время от времени зовет?
В морском обличье лицо Аквамарина не было приспособлено для
улыбок, иначе бы рот растянулся до ушей.
Он шагнул из коридора в золотистый свет, к черному ряду
металлических прутьев, огораживающих огромный вольер.
Вот она, Аша, – на своем любимом месте, на высоком скальном
выступе. Увидела гостя, громко зашипела, полезла вниз по
решетке:
– Шайи!
Когда-то скальпель проклятого мясника Алмаза повредил девушке
голосовые связки, теперь она могла только шипеть. Алмаз отказался
лечить горло рабыне: у него, мол, нет времени заниматься пустяками,
да и зачем ей голос? Так что слово «Аквамарин» ей не выговорить. Но
к чему тут проклятая кличка? Ну, хорошо, сам он к ней привык, но
друзьям назвал настоящее имя: Джанни. Оно Аше под силу, только
переиначила малость.
– Аша, милая, здравствуй!
Навстречу дорогому гостю рванулись сквозь решетку руки – такие
же чешуйчатые, когтистые и с перепонками между пальцами, как у него
самого, только темные. Полупрозрачная чешуя не скрывала черную кожу
таумекланки.
И улыбается! У нее в лице больше человеческого, чем у
Аквамарина. Он-то сам себе выдумывал морской облик, не об улыбках
заботился, а чтоб в море легче жилось. И менял себя колдовством, а
не проклятым скальпелем. А над остальными потрудился Алмаз, чтоб
ему сдохнуть. Покрыл кожу чешуей, вставил зубы вроде акульих – и
ладно. Само лицо менять не стал.