Богдан не стал комментировать данное
заявление капитана, но от снеди демонстративно отказался.
Димова, впрочем, это не смутило, он спокойно уминал краюху
хлеба пополам с творогом, запивая всё это огромными глотками
молока из крынки. Богдана он при этом абсолютно не стыдился,
смотрел прямо, иногда даже со злорадной усмешкой, дескать, не
боюсь я тебя, твоё высокоблагородие, даже не пыжься тут.
Капитан закончил уминать второй кусок
хлеба, когда в каморку осторожно вошёл один из проводивших
экзекуцию фельдфебелей, держа в руках одетую в ножны
жандармскую шашку. Посмотрев поочередно и на капитана, и на
Богдана, он прислонил оружие к стене и браво доложил:
– Раскололи субчика, ваше благородие!
Сознаётся, гад!
– Это ты молодец, братец, – капитан
победно посмотрел на Богдана, – запыхался поди? Так на, братец,
молочка выпей!
Фельдфебель степенно, как полагается
добросовестному служаке, принял из рук офицера крынку и
принялся опорожнять её быстрыми глотками, мастерски уберегая
от густых белых капель свои роскошные усы и жандармский френч
цвета хаки. Богдан несколько минут смотрел, как ходит
туда-сюда крепкий фельдфебельский кадык, прежде чем задать
логичный в данной ситуации вопрос.
– В чём именно сознался?
Ход кадыка остановился в одно мгновение, а
сам фельдфебель резко оторвался от крынки и стал глупо лупать
глазами то на капитана, то на Богдана.
– Тебе его высокоблагородие, господин
инспектор, вопрос задали, – сухо обратился к фельдфебелю
Димов, – в чём именно сознался эрзинец?
– Дык не знаю я, ваше
высокоблагородие, – пожал плечами фельдфебель.
– У нас ведь как обычно бывает? С ними ж по-человечески
говорить бесполезно. Поэтому отводим такого субчика куда
подальше, я его и метелю там молча, пока не заговорит. Вот и
в этот раз я его пока ножнами-то бил, Сенька, напарник мой,
слушал. Вижу, Сенька руками машет, значит, начал эрзинец
по-нашему говорить, по-склавийски. Говорит быстро, как у них
бывает, тараторит, но у Сеньки-то уже блокнот приготовлен, он
туда сразу пишет всё. Ну а я пошёл, значит, доложиться. Ежели
признается гад не в том, в чем надо, так по новой начнем, у меня
не заржавеет!
По фельдфебелю было видно, что он не
понимает, отчего господин инспектор из губернского Костовска
смотрит на него с такой злостью. Фельдфебель явно уже давно
так работал и имел в своём ремесле немалый опыт. И всё это
при полном попустительстве начальства, то есть капитана Яна
Димова. Богдан не хотел лезть в дела местных жандармов, но
игнорировать подобное поведение государственных служащих он
просто-напросто не имел права.