Триозёрье считался крупным городом,
примерно четыре тысячи душ, так что далеко не все могли уместиться
за возведёнными в стародавние времена стенами. Большая часть города
расползлась по пологому холму на манер лишая, и лишь пятая часть
прикрывалась крепостью на самой вершине. Вокруг холма тянулись
засеянные поля, с востока подпираемые лесом. Именно с них совсем
недавно вернулись мужики, гуляющие сегодня под крышей Вонга.
– За светлого Бадлинга! (6) – один из
празднующих встал в полный рост, подняв кружку повыше и громко
добавил. – Пусть его воды не покинут наши поля!
Ответом ему послужил дружный хор
шести орущих глоток. Под их аккомпанемент кружки столкнулись,
медовуха брызнула через края, намочив разорванный на куски хлеб и
очищенную гамджу (7), но компания этого даже не заметила. Кружки
дружно запрокинулись, гомон на пару мгновений стих. Сосуды
опустошались огромными глотками, а когда с грохотом опустились на
крепкий стол из толстых досок, слово взял уже другой парень.
На вид ему было около двадцати, усы и
редкая борода тёмного цвета придавали лицу веса, но не могли скрыть
уродливый шрам, пересекающий щёку и подбородок. Розовая криво
сросшаяся полоса, оставленная от копья бандита… или клыка волка.
Иногда это был медведь, а однажды Алёшка и вовсе приплёл топляка,
страшную дьявольщину, живущую на болотах, за что был избит и
обруган товарищами.
У крестьян не принято лишний раз
поминать бесовщину. Считалось, что так можно навлечь на себя и
близких беду. Однако ничто не мешало соседям разносить сплетни о
потешном пареньке. Поговаривали, что на самом-то деле шрам, он
получил ещё в детстве от помершего недавно братца. Но даже тут
единой версии не существовало, толи коряга на реке, толи
соскочивший с руки топор. В общем, слыл Алёшка выдумщиком да
вруном, но работать умел и не отлынивал, так что собравшиеся
оказались не прочь послушать очередную байку, тем более после трёх
кружек горячительного. В том, что он собрался рассказать что-то
обязательно зловещее, никто не сомневался. А если шебутного снова
потянет помянуть какую пакость, то и врезать не грех.
– Эх, братцы! Бадлинг, конечно,
присматривает за нами, но не всё в его ведах. Слыхал я, что в
Дубках мужик стал пропадать… – понизив голос, парень обвёл
собравшихся взглядом и добавил, – а три дня тому, даже баба. Как
сквозь землю! Во как!