— Убирайся прочь, Земар-ар! — крикнула Лирамель, но почему-то не
услышала ни звука, словно ее закутали в плотный ватный кокон.
Вой был настолько пронзительным, что она зажала уши и едва
сдержалась, чтобы не закричать самой. Казалось, еще секунда – и
голова разорвется на части.
Подняв руку, Кристиан начертил в воздухе широкий крест и что-то
произнес, отчего искорки вокруг него тотчас же погасли, а невидимые
линии на мгновенье вспыхнули таким ослепительным светом, что
Лирамель пришлось зажмуриться. Спустя вдох наступила тишина.
Пошатнувшись, она подошла к брату и, встав на колени, склонилась
над Даритой. Та уже пришла в себя, но дрожала и подслеповато
щурилась.
— Он ушел отсюда. Навсегда ушел, Дари! Княжество теперь
свободно. Благодаря тебе.
Резкий порыв неожиданно холодного ветра растрепал седую шевелюру
Кристиана, заставив его удивленно нахмуриться и взглянуть на
небо.
Огромная сизая тень стремительно наползала с северо-запада на
выцветшее полуденное небо.
Опустив голову, Лирамель медленно шла вслед за братом по мрачным
черным коридорам. Многоплановый, многовековой план Земар-ар
вырисовывался все четче. Впервые в жизни она осознала собственное
бессилие так глубоко и ясно, что внутри все будто выгорело.
Факелы горели тускло, и тени по стенам плясали в такт шагам.
Когда-то давным-давно, вцепившись в белоснежную гриву
Снежка-Тамандара, Лирамель бежала от смерти, спасая истекающего
кровью Карла и молясь только об одном – успеть! Тогда она успела –
едва-едва. Ей вдруг вспомнился Гайд, его восковое лицо, и почему-то
Витдан… Тени мертвых вставали в сознании, будто призывая к
ответу.
«Я и так отвечу за все, что натворила, - мысленно сказала она
им. – Кто, если не я?»
— Кристиан… — Видя, что безнадежно отстает, Лирамель
прислонилась плечом к шершавой стене и заставила себя глубоко
вдохнуть. Голова немного кружилась, хотелось сесть и не
двигаться.
Обернувшись, Кристиан тоже остановился и осторожно поставил
Дариту на ноги. Придерживая ее за талию, он молча посмотрела на
Лирамель, и она без труда прочла в его взгляде все, что
предпочитала не видеть и не замечать. Брат не желал ни перед кем
склонять голову. Карл был прав. Рано или поздно он поступил бы
точно так же, как и многие до него – бросил бы ей вызов. Теперь,
когда семья и Княжество значили для него больше, чем долг перед
Родом, он стал опасен.