– Идём, – сказал старик, прервав мысли молодых
спутников. – Надо родичей предупредить, пусть караулы
высылают. А дротик с собой захватите, вождю показать.
Повесив на плечо лук и взяв в свободную руку птичье копьецо,
Таши пошёл к обрыву, пологому в этом месте и отстоящему далеко от
воды. Старик и Уника двинулись следом.
Земля в этих краях была вполне и давно обжита и принадлежала
одному роду. Наверху по выгоревшей от нещадной жары траве бродили
овцы, пара лохматых собак, высунув языки, лежала возле тернового
куста. Очевидно, они притомились, сбивая в кучу стадо, потому что
солнце было ещё низко. Настоящая жара придёт не скоро, да и не
бывает настоящей жары в августе. Обычно при стаде находились
двое-трое мальчишек, но сейчас их не было видно, кабы не на отмель
умотали – раков ловить.
Ещё дальше лежали поля: делянки, поднятые мотыгой из камня или
оленьего рога. Урожай в этом году ожидался невеликий, ячмень плохо
выколосился, примученный засухой. Но всё равно хлеб – большая
подмога, весна каждое зёрнышко подберёт. А те роды – людские и
чужинские, – что пахоты не знают, по весне мрут как мухи. От
хлеба свои люди и силу имеют: род держит землю на много дней пути в
любую сторону. На юге – до самого края земли, до горького лимана,
на севере – покуда преграду не положит лес, где человек по доброй
воле жить не станет. А на закате и востоке угодья ограничивают две
реки: Великая и Белоструйная. За реками тоже люди живут, но род у
них другой. С одними людьми дружба, с другими вражда, но вражда
обычная, от человеческих причин. Вот чужие – иное дело. Бывает, они
из леса приходят, а то накатываются из-за Великой реки. Настоящих
людей там немного, вот и балуются чужинцы. Особенно согнутые – это
давний враг. А теперь ещё какие-то нашлись – мелкие. Хорошо, что
вовремя их углядели, у старого Ромара глаз как у кречета, даром что
вздыхает, жалуясь на слепоту. Должно быть, это предки подарили ему
как плату за увечье, а то пропал бы старик и без рук, и без глаз.
Никакое волшебство не выручило бы.
Род жил в четырёх больших посёлках, поставленных там, где была
лучшая земля и всего богаче ловилась рыба. Охотой всех родичей было
бы не прокормить, а рыбе в реке нет перевода.
Сразу за пажитями путников встретила городьба, составленная из
тяжёлых дубовых плах, вкопанных стоймя, вверх заточенными и
обожжёнными остриями. За оградой располагалось селение, самое
большое из четырёх.