Теперь
голоса зазвучали едва ли в двадцати шагах от его укрытия. Осторожно
выглянув из-за камня, Кенджи слегка расслабился и с облегчением
выдохнул, увидав всего лишь двух женщин. Одна из них – чуть
постарше, лет так тридцати, с короткими черными волосами, одетая в
легкий сарафан и соломенные сандалии – подошла к воде, поставила на
землю корзинку с бельем и через мгновение принялась усердно
полоскать цветастое одеяло, щебеча, словно сорока. Ее подруга была
едва ли старше Кенджи: девушка с толстой косой в длинном до пят
платье.
Словно
почувствовав на себе его взгляд, незнакомка вдруг оглянулась – и
Кенджи спешно спрятался обратно. Женщины умолкли, и наступила
тишина, которую нарушал лишь стрекот мошек, носящихся над рекой.
Несколько мгновений он слышал лишь как ухает его сердце, но вскоре
снова раздался громкий смех. Видимо, девушка или не заметила его
или подумала, что ей попросту показалось.
Еще
некоторое время Кенджи размышлял, стоит ли ему выходить из своего
укрытия – но почему бы и нет? Наверняка где-то неподалеку
располагалась деревня, раз женщины решили отправиться на реку
вдвоем без сопровождения. Хм, а быть может, это его дом? А эти две
крестьянки – его знакомые? Он еще раз выглянул из-за камня,
пристально вглядываясь в лица женщин и напрягая память. Но даже
если он когда-то их и знал, то теперь эти воспоминания прочно
стерлись из его головы. Что ж, вряд ли местные жители откажут в
помощи уставшему и продрогшему путнику. Видимо, он слишком шумел,
так как старшая женщина вдруг оглянулась. А потом схватила лежавшую
возле нее палку, поднялась на ноги и повернулась в его
сторону.
– Эй! –
крикнула она; причем в голосе ее не было ни капли страха. – Нан,
опять ты за нами шастать удумал? Вылазь, поганец, уж я-то тебя
отучу людей пугать!
Что ж,
прятаться дальше было уже глупо. Увидев перед собой незнакомца,
крестьянки переглянулись. Та, что постарше, придирчиво оглядела его
с ног до головы. Голос ее зазвучал чуть спокойней. Но палку из рук
она так и не выпустила.
– А ты,
прошу прощения?..
– Меня
зовут Кенджи, – ответил он.
После его
слов на берегу повисла неловкая тишина. Судя по всему, его
собеседницы ожидали услышать нечто большее, однако Кенджи не знал,
что добавить. Что он помнит только свое имя? Что в памяти у него
только смутные обрывки, которые вообще могли ему только
привидеться? Что последнее его воспоминание – чей-то незнакомый
голос и дикая боль, разрывающая все тело?