– Я пришел
в себя на берегу реки. Клянусь, что не хотел вас пугать, – принялся
сбивчиво рассказывать Кенджи. – Просто…
– Откуда
ты? – полюбопытствовал девушка.
– Не помню,
– признался Кенджи.
– Ты шел в
Сагару? Куда девалась твоя обувь? Почему ты…
– Мико,
ради всех богов, – закатила глаза женщина, на что та умокла и
смущенно потупила глаза. – Ты что, не видишь – у парня зуб на зуб
не попадает, а желудок урчит, словно в нем медведь завелся. Кем бы
ни был наш новый знаком, он явно нуждается в крове и горячем ужине.
Отведем его в деревню, отогреем и накормим – а там, глядишь, и
желание поговорить проснется.
Эта идея
пришлась по духу всем троим – уж тем более Кенджи, который и впрямь
был страшно голоден. Так что вскоре они уже вышагивали по пыльной
дороге, направляясь прямо в сторону заходящего солнца.
Вскоре
вдалеке показался высокий частокол, и едва успев его преодолеть,
Кенджи сразу же ощутил на себе десятки заинтересованных взглядов. И
если поначалу за ними следовали лишь несколько босоногих ребятишек,
во все глаза таращившихся на незнакомого человека, то вскоре
посмотреть на чужака, казалось, собралась вся деревня. Старики и
дети, рослые мужчины перемазанные землей и усталые женщины с
мозолями на руках. Один из мальчишек расхрабрился настолько, что
подбежал к Кенджи и дотронулся до его рукава – но уже через миг
мать силой уволокла его в сторону, браня и осыпая
тумаками.
Наконец,
они остановились перед крепким зданием, находившимся прямо
посередине селения. Наверное, он был единственным строением,
возвышающимся над землей сразу в несколько этажей. Если все
остальные домики являли собой скромненькие жилища с тонюсенькими
стенами и соломенной крышей, то этот был полностью сделан из дерева
и даже украшен скромной, но добротной резьбой в виде
переплетающихся узоров.
В
просторной комнате за вытянутым столом не торопясь обедал седой
старик. Думается, когда-то он был рослым мужем и даже мог
похвастаться недюжинной силой – об этом говорили его все еще
крепкие мышцы, которые были видны даже под одеждой и крупные
кулаки, каждый из которых мог легко расколотить на кусочки тыкву.
Но сейчас годы уже заметно сгорбили его спину, волосы стали белее
молока, а морщины испещрили лицо точно трещины прибрежные
скалы.
При виде
гостей староста лишь удивленно поднял брови. Однако не успел он
даже отставить ложку, как Нэо тараторя, словно сорока принялась
рассказывать ему обо всем случившимся на реке. Никто другой даже
при всем желании не смог бы вставить хоть слова – впрочем того и не
требовалось. Выслушав ее, старик повернулся к Кенджи и жестом
пригласил за стол, видимо, заметив его голодный взгляд: