Бобби тонко улыбнулась и дотянулась
до дверного молотка. Кольцо стукнуло по львиному носу. Раз, другой,
третий. Из церкви послышался зычный глубокий глас: «Проходите! Не
заперто!»
– Значит, он хороший вампир, –
прошептала я. – А карандаши ты взяла с собой, чтобы использовать
вместо осиновых кольев, когда он станет плохим, да?
– Что? – прошептала Бобби. – Нет,
что ты! Я же говорила: я очень люблю рисовать.
– Да конечно!
Мой сарказм на Бобби не
подействовал. Она ухватилась за ручку, вздохнула и потянула дверь
на себя.
***
Мы вошли.
Бобби опустила руку в мраморную чашу
у входа, перекрестилась и двинулась вперед, к алтарю, у которого
стоял священник в черной сутане. По всей видимости, отец Эдуардо.
По словам Бобби, хороший вампир.
Я последовала примеру соседки.
Пальцы устремились в чашу. Тело вздрогнуло: святая вода обжигала
кожу. Я перекрестилась и отправилась вслед за Бобби, посматривая по
сторонам.
Ряды деревянных скамеек. Колонны,
удерживающие своды и галереи второго яруса. Витражи, изображающие
какие-то несомненно важные, но неизвестные мне деяния. Винтовые
лестницы, уходящие на второй ярус и куда-то выше. Статуя девы Марии
над амвоном. Возвышение с горящими свечами у алтаря. Трансепты,
расширяющие внутреннее пространство. Полумрак, придающий
таинственность. Тишина, поглощающая любые звуки. И три человека: я,
Бобби, отец Эдуардо.
Я подошла к возвышению, на котором
застыл священник. Черные глаза внимательно наблюдали за мной. В
отце Эдуардо и впрямь было что-то от киношного вампира. Худощавый,
узколицый с прилизанными темными, почти черными волосами. Тонкие
бескровные губы складывались в отдаленное подобие улыбки.
Безупречно черная сутана подчеркивала бледность лица и изумительную
белизну воротничка. Единственным отличием от вампира являлся
наперсный крест на толстой цепочке. Серебряный крест. Очень
массивный серебряный крест. Три фунта весом, не меньше.
– Это Риана Хьюз, – указала на меня
Бобби. – Она моя соседка. Моя подруга. И я не хочу, чтобы с ней
что-нибудь случилось.
Священник никак не отреагировал на
ее слова, продолжая молчать, смотреть, изучать. Черные глаза
внимательно ощупывали меня. Возникало ощущение, будто меня уложили
на медицинскую кушетку, разрезали на мелкие-мелкие кусочки, а
теперь тщательно оценивают эти кусочки, да приговаривают: «Вот
хорошее сердце, семьдесят ударов в минуту. Печень тоже ничего, доли
не увеличены. Почки, ну, бывают и лучше. Кровь густая, уровень
холестерина в норме, пойдет. А мозги? Мозги сразу в урну. Не
нужны!»