А сейчас она заставила Мастерсона
думать о чёрном лебеде, вестнике смерти и разрушения. Обычно он
старался не думать, настолько страшна эта птица. Всегда хватало
более реальных рисков. А тот, который казался маловероятным,
игнорировался. Хотя бы для сохранности психики.
“Space Hawk” уносился ввысь, а его
создатель всё размышлял… И радостные мысли о том, что он обеспечил
западную цивилизацию новым “ultimoratio”, которое позволит
установить стабильный мировой порядок на следующие лет десять, —
как ветром сдуло.
«Когда дело касается русских,
обычные законы логики не действуют», — когда-то давно сказал ему
отец, оторвавшись от чтения газеты. ЮАР до самого крушения
апартеида была, мягко говоря, в недружественных отношениях с СССР.
Ещё бы. Последний очень помогал чернокожим повстанцам.
Элиот не считал себя русофобом и
признавал, что у страны, где букву “R” почему-то пишут зеркально,
были свои достижения. Например, в космосе.
Но в этом случае отец оказался
чертовски прав.
Элиот Мастерсон не был бы собой,
если не располагал бы силами и средствами для наведения справок. И
он знал: то, что ему известно как «Проект ”Прометей”», в Пентагоне
значилось как «Проект ”Дамокл”». Впрочем, и в пятиугольном здании
явно догадывались, что всё он знает, и мирились с этим.
Но… Fait
accompli[3], как говорят французы. Дело
уже было сделано. Работа сдана заказчику, а значит, его детище
находится под полным контролем НАСА… а по факту — военного
ведомства. Кое-что он себе всё же оставил, хоть это и было
незаконно. Крохотную «back-door», потайную дверцу, чтобы следить за
функционированием платформы. Крохотный радиомаячок, который будет
«спящим» и подаст сигнал на определённой частоте только в
определённых узко очерченных обстоятельствах. В случае обнаружения
это не бросало на него тень, а могло быть списано вояками на
техническую недоработку. Всё-таки его специалисты чуть более
компетентны, чем военные техники и инженеры.
Это знание было важно для него,
чтобы планировать свою жизнь. И быть готовым к самому плохому.
Впрочем, Элиот установил для себя
вероятность фатального развития событий в одну десятую долю
процента. Не больше. Ведь люди − не лемминги, чтобы кидаться с
обрыва в воду по весне. Ядерное оружие существовало почти
восемьдесят лет, и хватило ума не применять его после Хиросимы и
Нагасаки.