Молчун молчал. Понял, что речь идёт
всё-таки о половинной таксе.
— Недоволен? — усмехнулся хозяин
кабинета. — Что ж, это Питер, детка.
— Я тебе не «детка». Пижон
хипстерский, — вспомнил Младший хлёсткое словечко.
— А вот за это ответишь, червяк. Кто
ты вообще такой? Никто. Среди моих предков были музыканты,
журналисты, архитекторы. А у тебя? Потомственные алкоголики? Может,
ты и Санька, но не Подгорный. Слишком дворянская фамилия для такого
валенка.
Младший вспомнил ещё одну лекцию от
Самуила Олеговича, рассказанную после предпоследнего заказа: «Перед
войной на всю страну было всего две сотни носителей моей фамилии.
Сейчас остался я один. Я могу проследить родословную с
четырнадцатого века. Когда мои предки водили в бой полки, твои
ходили за плугом в лаптях. Или долбили штольни в горах, добывали
малахит для наших покоев... если не врёшь, что ты с Урала. Я
кшатрий. А ты в лучшем случае шудра. О, индусы были тысячу раз
правы со своими кастами… точнее, варнами. Лицемерный Запад со своей
фальшивой демократией просто не дорос до мудрости тысячелетних
цивилизаций. А у России был шанс… жаль, всё рухнуло».
Молчун вспомнил каждое слово. Но это
было не обидно, а смешно и нелепо. А вот то, что ему не хотели
заплатить обещанных бумажек… это было ни хрена не смешно.
Он не собирался отвечать на
оскорбление. Как-то само вышло.
— А вы точно последний из
Баратынских?
Только произнеся, Данилов понял, что
фраза звучит как угроза. Так получилось, но он был этому рад.
Спецом, возможно, и не решился бы.
Убить паука он действительно мог
голыми руками, настолько кипело бешенство. Восточными боевыми
искусствами Младший не владел, но Пустырник в Прокопе заложил
фундамент умения драться, а здесь в Питере с ними, бойцами магната
Михайлова, занимался командир Туз, когда у него было настроение.
Командир любил похвастать каким-то «чёрным поясом». Хотя мог и
просто бахвалиться.
Лучшим в отряде Молчун не был и
близко, но знал, куда и как бить, чтобы убить или покалечить.
Против настоящего бойца, да ещё килограммов на десять тяжелее или
на десять сантиметров выше это могло и не сработать. Но Баратынский
был мельче и с виду совсем не боец.
Видимо, эта вереница мыслей
отразилась на лице Молчуна.
Издевательская улыбка слетела с лица
мажордома. На мгновение он стал чуть меньше, сдувшись, будто
глубоководная рыба, поднятая на поверхность.