— Ага.
Снял рюкзак и расстегнул застёжки.
Раньше на нём была «молния», но её давно заклинило, и Саша заменил
её — с помощью Анжелы — на более надёжные пуговицы и завязки.
Внутри было много всего, но для сапожника предназначалось только
одно.
Затёртый до бесцветности пакет.
Сапожнику понадобилось пять секунд,
чтобы оценить состояние обуви.
— Интересно. Э… да тут не только
нитки сгнили и каблуки отваливаются. Тут подошва совсем протёрлась.
Проще выкинуть твои боты. Сколько раз ты их уже чинил?
— Много. Не помню. Но там были
криворукие сапожники, а вы лучший на всём Северо-Западе, как
говорят.
— Ты давай не льсти мне, парень, —
брови Ашотыча сошлись над переносицей, став почти монобровью. — Я
рахат-лукум не люблю. Ладно, бог с тобой. Сделаю. По обычной
таксе.
Приоткрылась дверь, и в комнату
заглянула одна из его дочерей — чёрное платье почти до пола, платок
на голове. Русские женщины ходили чаще в чём-то брючно-джинсовом и
без платков, а в платках или хиджабах на голове — только
мусульманки. Но эти, хоть и христиане, жили по строгим правилам. И
вымуштрованы дочки были так, что не каждый хороший слуга так
дрессирован. Явно и мужей папа им подыщет, так что можно не
заглядываться. Фигурки-то ничего, а что волосы закрыты, то и
воображения хватит. Но тут другая нация, вряд ли чужаку что-то
обломится.
Хозяин знаком велел ей подождать,
девушка сразу ретировалась, как тень.
Восток − дело тонкое. Тут, в Питере,
кого только не было. И все жили и женились в своем кругу, старались
не смешиваться. Даже если из народности осталось всего человек сто.
Были люди из Средней Азии. Были из разных стран Кавказа. Все они
периодически грызлись друг с другом, реже — с местными. Но в целом
противостояние с оборвышами было многократно острее, чем все мелкие
«тёрки» на Острове, которые были даже для вялотекущей холодной
войны магнатов лишь щепоткой приправы… и вкус без неё не особо
менялся.
— Без обуви никуда. Ноги сотрёшь,
промочишь — заболеешь и копыта отбросишь. Обувь чинить… это талант,
брат. А одежду подшить сумеет любая баба. Хотя и мужик должен
уметь. А вот ты не умеешь. Мужик вообще всё должен. На нём мир
держится. Эх… — обувщик произнёс пару слов на своем языке. Видимо,
про то, куда катится мир.
Младший кивнул. Хотя уже
подбешивало, что любой, кто старше, считает своим долгом поучить
его жизни. Видимо, это их суперспособность. Перестанет ли она на
него действовать, когда ему самому стукнет сорок? Или перейдёт к
нему?