А вот радио бубнит в другой
комнатушке, и там вполголоса вещает один из сладкоголосых
магнатских дикторов. О том, что ещё безопаснее стала жизнь и ещё
выгодней торговля.
Но ему прямо. Вот и мастерская.
Женщина исчезла, как призрак, оставив их заниматься мужскими
делами.
Черноволосый пожилой мужик с
седеющими висками и аккуратными усами, в камуфляжных штанах и
тельняшке, сидел на табурете перед верстаком и, держа гвозди в
зубах, молоточком выстукивал по подошве чёрной мужской туфли.
Видимо, набойку менял.
Ашот Ашотович Гаспарян − уважаемый в
районе человек. Несмотря на южную внешность, говорил он по-питерски
чисто — лучше, чем Саша.
— Ну, проходи, брат, чего стоишь? —
сначала что-то промычав, а потом, догадавшись вытащить изо рта
гвозди, произнёс обувщик. — Сюда. В ногах правды нет.
И подвинул другую табуретку, явно
самодельную.
«А в чём она есть, правда?». Младший
не собирался ломать голову, надо ли отказаться от приглашения, а
просто сел.
— Здрасьте, Ашот Ашотыч. Я вам шкуры
принёс, — Младший положил на верстак большой тюк, перевязанный
проволокой.
— Куда кладёшь? На пол клади, вот
сюда, на металл. У меня верстак для чистого.
На полу был прибит большой цинковый
лист, на него Младший и положил то, что когда-то бегало по Питеру и
кусалось. А вот лая от бродячих собак почти не услышишь. Они сразу
нападают, не предупреждая. Но чаще убегают.
— Опять, поди, попортил, — ворчал
армянин, как всегда, разворачивая тюк. — Откуда у тебя руки растут?
Ну, кто так шкуры снимает, да?
— Я вроде аккуратненько.
— Брехня. Не умеешь, — вердикт был
окончательный. — Хорошо, что это паршивая помоечная собака, а не
ценная норка или чернобурка. Хороший мастер и с человека снимет. А
ты и со слона бы не смог.
— А с человека кожа на что
сгодится?
— На ремешок для часов. Ладно, эти
шутки — грех перед богом. Чур меня и прости меня, грешного, Иисусе.
Плохие люди шили из людей перчатки и абажуры. Но господь дал нашим
предкам силы с них за всё спросить. Ты знаешь, как это было?
— Я книжки читал, дядя Ашот. Про все
войны знаю.
— Ладно, не тяни, умник. Я знаю,
зачем ты пришёл. Всё-таки хочешь починить те ботинки, о которых
говорил, мальчик?
Младший уже давно отчаялся найти
закономерность, когда тот звал его «другом», когда «братом» и когда
«мальчиком». Хотя какой он к лешему «мальчик»?