«Распятье. Это
распятье», но Верун не признает признаков слабости, а
погибнуть вот так, как погиб этот неизвестный Бог... я сжал
пальцами виски. Что со мной?! Я ведь стал единым целым, когда,
после колдовства Люмоуса словно распался на множество осколков.
Навязанный мне кем-то образ странного креста исчез, но потребность
окунуть в воду хоть что-нибудь кроме рук никуда не делась. Да зачем
мне что-то туда макать? Я, конечно, не слишком силен в религиозных
нюансах, но я точно знаю, что ничего подобного в Храме Веруна
никогда и никто не делал и не призывал к этому. «Чтобы
освятить», — снова ответило мне подсознание. Чтобы оно от
меня отвязалось, я схватил нить ограничителя и сунул в чашу с
водой. Сначала ничего не происходило, но затем бусины словно
вспыхнули все разом странным молочно-белым светом, и спустя целую
минуту начали медленно гаснуть. Я тупо смотрел на нить
ограничителя. Неужели я испортил свою единственную ценную вещь,
которую не стыдно было возложить на алтарь Веруна?
Вытащив руку с вымоченной нитью, я приложил
ее ко лбу. Зря я сюда притащился, да еще
и ночью. Глупо, слишком глупо и самоуверенно. У меня
есть одиннадцать высококлассных бойцов, которые поклялись своими
жизнями защищать мою, вероятно, не для того, чтобы
я шлялся по ночам по только внешне видимым улицам.
Но Храм — святое место, что может произойти
на святой земле?
— Эй, парень, ты что здесь забыл? Служба уже
закончилась, — я подскочил на месте, услышав этот
голос, который принадлежал тому самому охранителю, который
не пустил меня в храм в прошлый раз. На этот
раз он смотрел на меня более снисходительно. Погрузившись
в свои мысли, я даже не заметил, как он вышел
ко мне. Нет, так нельзя, нужно быть более внимательным
и не таким беспечным.
— Я... — я запнулся, но быстро взял себя
в руки и продолжил, — хотел бы помолиться
в тишине и одиночестве. Верун прислал мне сегодня
виденье, — благочестиво наклонив голову,
проговорил я.
— Хотя я и подозреваю, что виденье тебе послал
не Верун, а огневка, которую ты неаккуратно
раскупорил с приятелями, но подобное рвение столь
молодого пэра похвально, — одобрительно хмыкнул охранитель.
Вот ведь. Теперь, когда по каким-то признакам
он распознал во мне пэра, то сразу же мои
стремления приблизиться к алтарю стали считаться похвальными.
Нет, я конечно знал, что жизнь дерьмовая и несправедливая
штука, но не на столько же!