Первые два оборота пролетели для Саркмуша,
как один миг. Он просыпался с рассветом и ложился спать, когда
светило уже убегало на другую сторону мира. Занятия, занятия и еще
раз занятия. Развитие тела и боевые дисциплины сменялись нагрузкой
для ума. Наставники строго проверяли, как ученики осваивают
преподаваемую науку. И тут молодому дерхазу было тяжелее, чем
многим. В своей степи он рос, предоставленный самому себе и,
пожалуй, всё, что он умел — это драться. А требовалось освоить
многое. Наемник должен быть грамотным, чтобы не попасть в кабалу
хитро составленного договора. Должен уметь сосчитать добычу и
разделить её на всю группу, с учетом повышенных долей командиру и
разведчикам, должен знать, как обработать раны и как восстановить
силы после длительного марша. Должен знать флажки других отрядов и
гильдий. Помнить имена владык сопредельных стран. Должен уметь
бегать на дальние дистанции в полной выкладке, нести на себе
раненого напарника, оседлать и расседлать скакуна и паргаза,
выследить зверя, не спугнув его.
Каждый вечер, доползая до кровати, мальчик
мечтал умереть: мышцы болели, а голова пухла. Выходных у них не
было. Так что посторонних мыслей не было тоже.
Если
в начале он ещё тосковал по сгоревшему дому и погибшим родным, то
уже через пару лун почти не вспоминал о потере. И только когда
становилось особенно тяжко, шептал себе: «Я должен. Я стану лучшим
и пройду твои испытания!» И становилось легче. Появлялась цель в
жизни, и он снова и снова поднимался с первыми лучами светила,
чтобы постигать науку воина. И хотя рыжий старался изо всех сил,
многое давалось ему тяжело. Особенно трудно было в учебных
поединках. Вбитый с детства запрет на оружие часто заставлял его
опускать тренировочный меч вместо завершающего удара.
Харнхат бушевал и грозился лично прибить.
Саркмуш выслушивал разносы, кивал, снова брался за неуклюжую
деревяшку. И снова успешно отбивался от противника, чтобы вновь и
вновь застыть столбом, едва противник подставлялся под
удар.
—
Нет, парень. Ты не боец. — как-то раз с горечью бросил ему
наставник. — Видят боги, я сделал всё, что мог. Гильдии такие
миролюбцы не нужны. Завтра дам тебе последний шанс. Если снова руки
опустишь — к вечеру уходи.
Ночью Саркмуш долго не мог заснуть. Ближе к
середине ночи ворочаться надоело. Рыжий тихонечко оделся, чтобы
никого ненароком не разбудить, и прокрался из сонной казармы
наружу.