– Думаю, твой аба всё-таки
преувеличивает – произнёс он, – не вижу причин ни в пространстве,
ни в тонких волнах, по которым кто-то стал бы так с тобой возиться.
А вот то, что ты увидел что-то не то – вполне вероятно. А эта-то
так, – кивнул он на настойчивую Лаэш, – пробудится утром, позабыв о
нашем визите, да и всё.
– Может быть… – ответил Гиб Аянфаль,
которого всё не отпускало волнения, – а у тебя эта амброзия
откуда?
– Осталась со старой службы. Её мне
дали нэны, – ответил Хиба, а потом решительно добавил, – Потом мне
всё расскажешь, в более подходящем месте! Пойдёмте отсюда.
Он тронул стену, давая ей команду
принять прежний облик, после чего направился к выходу. Бэли,
который рад был наконец покинуть учебные залы, побежал впереди, а
Гиб Аянфаль не мог сдвинуться с места. Только когда Хиба,
поравнявшись, потянул его, взяв за плечо, он побрёл вслед за
ним.
Чутье подсказывало, что друг уже не
в первый раз так поступает. Во всех его движениях были спокойствие
и уверенность. Гиб Аянфаль не мог поверить, что на его глазах
только что было совершено насилие, пусть и сопровождавшееся
«заботой» о пострадавшем. Когда они вышли на свежий вечерний
воздух, он взглянул на Хибу и вопрос сам сорвался у него с уст:
– Что теперь будет?
Хиба хмыкнул и ответил, не вдаваясь
в подробности:
– Ничего.
– Хиба! – Бэли подбежал ближе, – мы
можем пойти поесть пасоки?
Гиб Аянфаля удивило его спокойствие.
Бэли как будто уже и думать забыл об увиденном!
– Да, конечно, – бодро ответил
ребёнку Хиба и обратился к Гиб Аянфалю, – ты с нами?
Гиб Аянфаль помедлил, прислушиваясь
к внутреннему голосу, а потом кивнул, так и не до конца обдумав
своё решение. Он чувствовал, что просто не решится остаться один
после увиденного.
Они направились к ближайшей обители,
центральная зала которой не имела боковых стен и представляла собой
огромный купол, изящно сплетённый из жёлто-зелёных стеблей. Под его
сводами сновали асайи, вернувшиеся с дневного труда. Волны уже
начинали понемногу призывать к покою. Но Гиб Аянфаль шёл, всё время
думая о случившемся. Ему казалось, что он вот-вот увидит среди
цветных одежд мирных асайев чёрные облачения стражей. Стражи,
конечно, подойдут к ним. И что тогда?
На Кольце Светил никого не
наказывают за совершение насилия. Вместо этого провинившихся ждёт
исправление, ибо творить насилие способны только искажённые. Гиб
Аянфаль мало знал об этой неприглядной сфере жизни. Слышал только,
что исправления варьируются от простого внушения до совершенно
непредсказуемых форм, когда исправленного асайя уже невозможно
узнать. Подробности были ему недоступны, так как Голос заботливо
ограждал его от информации, которая могла бы причинить ему вред.
Что же может повлечь за собой поступок Хибы? Внушение? Или что-то
более страшное?