Сейчас он жует горячую лапшу, а Таня спрашивает:
— Вкусно тебе, Егорушка?
На вкус блюдо не так ужасно, как на вид, поэтому он с чистой
совестью кивает, и тетя тут же принимается объяснять:
— Это потому что все свое. Я лапшу сама делала, не покупала,
понимаешь? В магазине сейчас все с добавками, потому что они хотят,
чтобы мы отравились и загнулись, как крысы в подвале. А мы для них
и есть крысы — продают нам всякую дрянь, а сами смотрят, как она
действует. Если результаты хорошие — они такое себе делают, а если
плохие, то только нам и поставляют. Понимаешь?
У Егора заячья губа и, говоря, тетя Таня не сводит с нее
осуждающего взгляда, будто и в этом виноваты таинственные «они». У
нее вытянутое лицо с шелушащейся кожей и вечно усталые глаза
блекло-голубого цвета. Как кусочки льда в формочке из
морозилки.
Мама говорит, Тане сорок лет. Значит, она совсем старенькая, и
общих тем найти не получится. Даже если бы она не поехала. Наскоро
впихнув в себя ужин, Егор собирает машинки и спешит в комнату,
отведенную для него. Тут холодно и пусто, только узкая кровать с
мягким матрасом в углу. Под ней можно прятаться и играть, тогда
тетя Таня не донимает разговорами.
Родители в Турции уже пять дней, значит, прошло больше половины
недели, и скоро все закончится. Сидя под кроватью, Егор загибает
пальцы, чтобы посчитать оставшиеся дни. Получается два пальца.
Завтра утром останется всего один. Выходит, нужно переночевать
сегодня, а потом завтра, и после этого сразу приедут родители.
Когда на улице темнеет, тетя сажает Егорку в ванну, включает
теплую воду и заставляет мыться, а потом гонит под одеяло. Он
глядит, как она задергивает шторы, приговаривая:
— Чтобы никто не смотрел. Знаешь, что к каждому прикреплен
специальный агент, чтоб следить? Даже к самым маленьким, таким, как
ты. Они все записывают и отчитываются потом перед главными, и они
все про нас знают. Ничего от них не утаить.
Она склоняется у кровати, тусклый свет лампочки над растрепанной
головой кажется мягким догорающим пламенем. После захода солнца
тетя всегда говорит больше, чем днем.
— Для нас все уже расписано. Как жить и как сдохнуть. Мы ничего
не изменим, можно только терпеть и терпеть. Глупые ходят в храмы,
хотя не ему молиться надо. Молиться вообще нет смысла, никого не
уговоришь. Я вот сколько молилась, а никто не услышал. Никто не
помог. Что тогда…