Как-то в полночь, в час угрюмый, полный
тягостною думой,
Над старинными томами я склонялся в полусне,
Грезам странным отдавался, вдруг неясный звук,
раздался,
Будто кто-то постучался – постучался в дверь
ко мне.
«Это верно, – прошептал я, – гость в полночной
тишине,
Гость стучится в дверь ко мне».
Ясно помню… Ожиданья… Поздней осени
рыданья…
И в камине очертанья тускло тлеющих углей…
О, как жаждал я рассвета! Как я тщетно ждал
ответа
На страданье, без привета, на вопрос о ней, о ней,
О Леноре, что блистала ярче всех земных огней,
О светиле прежних дней.
И завес пурпурных трепет издавал как будто
лепет,
Трепет, лепет, наполнявший темным чувством
сердце мне.
Непонятный страх смиряя, встал я с места,
повторяя:
«Это только гость, блуждая, постучался в дверь
ко мне,
Поздний гость приюта просит в полуночной
тишине, —
Гость стучится в дверь ко мне».
Подавив свои сомненья, победивши опасенья,
Я сказал: «Не осудите замедленья моего!
Этой полночью ненастной я вздремнул, и стук
неясный
Слишком тих был, стук неясный, – и не слышал
я его,
Я не слышал» – тут раскрыл я дверь жилища
моего; —
Тьма, и больше ничего.
Взор застыл, во тьме стесненный, и стоял я
изумленный,
Снам отдавшись, недоступным на земле
ни для кого;
Но как прежде ночь молчала, тьма душе
не отвечала,
Лишь – «Ленора!» – прозвучало имя солнца
моего, —
Это я шепнул, и эхо повторило вновь его,
Эхо, больше ничего.
Вновь я в комнату вернулся – обернулся —
содрогнулся, —
Стук раздался, но слышнее, чем звучал он
до того.
«Верно, что-нибудь сломилось, что-нибудь
пошевелилось,
Там за ставнями забилось у окошка моего,
Это ветер, усмирю я трепет сердца моего, —
Ветер, больше ничего».
Я толкнул окно с решеткой, – тотчас важною
походкой
Из-за ставней вышел Ворон, гордый Ворон
старых дней,
Не склонился он учтиво, но, как лорд, вошел
спесиво,
И, взмахнув крылом лениво, в пышной
важности своей,
Он взлетел на бюст Паллады, что над дверью
был моей,
Он взлетел – и сел над ней.
От печали я очнулся и невольно усмехнулся,
Видя важность этой птицы, жившей долгие года.
«Твой хохол ощипан славно, и глядишь ты