Иногда я выхожу на улицу, иду вдоль дороги и смотрю на машины.
Вокруг ходят люди. Много людей. Я им всем улыбаюсь, как учил Генри.
Но они почему-то стараются отвернуться и побыстрей пройти мимо.
Наверное, я делаю это как-то неправильно. Только однажды седая
женщина улыбнулась мне в ответ. И я пошел за ней, и шел, пока она
не свернула за угол. А потом – сразу назад. Бегом. Чтобы не
потеряться. Знаете, я боюсь потеряться. Генри говорит: нельзя
уходить далеко, потому что он не сможет меня найти. И тогда мне
нечего будет есть и пить, и я могу умереть. Но я не собираюсь
умирать, поэтому никогда не ухожу далеко от калитки. Разве только
за мороженым в магазинчик на углу. Там очень вкусное мороженое, с
хрустящей корочкой, воздушное, нежное. И совсем не морозит язык.
Только там работает Ахмад. Он совсем мальчишка. Однажды я залез в
открытый холодильник и испачкал себе рукав. Наверно, поэтому Ахмад
ругал меня и выгнал из магазина. Так я и не купил тогда мороженого.
Теперь, когда я захожу в магазин, Ахмад называет меня идиотом. Я не
знаю, что это значит, но, наверное, это что-то плохое. Он это так
произносит, что сразу ясно: плохое. Поэтому я хожу за вкусным
только когда нет Ахмада.
Я часто вижу, как люди проходят мимо моего дома, обнявшись или
взявшись за руки. И улыбаются друг другу. Мне так никто не
улыбается, даже Генри. Наверное, это здорово, идти вот так,
обнявшись. Я как-то попробовал обнять Розу, женщину, которая
готовила мне обед. Роза тогда стояла как каменная, прижав руки к
груди. Обнимать ее было совсем неинтересно, словно шкаф, поэтому я
ее отпустил. Как только я отошел от нее, Роза выбежала из кухни и
больше никогда не возвращалась. Вместо нее стала приходить Кати.
Кати мне часто улыбается, но так, что подходить к ней не очень
охота. Я и не подхожу.
Я люблю, когда утром в окно светит солнце. И когда закат. Когда
солнце садится, небо становится розовым. Я люблю смотреть на закат.
Я стою на заднем дворе и смотрю на гаснущую розовую полоску, пока
не становится совсем темно. Тогда я иду в дом и залезаю под теплый
душ, а потом ложусь спать. Во сне я вижу цветные картинки, словно
по визору, только интереснее. Во сне я летаю. Не как птица, но
летаю. Когда я просыпаюсь, то хочу вспомнить, как я летал и что для
этого нужно. Но у меня не получается – сны сразу забываются.
Когда-нибудь я запомню свой сон и тогда смогу летать по-настоящему.
Мне и Генри так говорит. Последнее время он редко ко мне заходит. Я
его не виню – мало приятного возиться с таким недоумком, как я.
Наверное, у него есть другие дела, поинтереснее. Может быть, у него
даже есть женщина, которая обнимает его и умеет искренне
улыбаться.