Танайя коснулась темной, шершавой и заскорузлой рукояти — и
свечение погасло. В руках её осталась гнутая деревяшка без тетивы,
совершенно бесполезная. Сон, а может, наваждение, пропал, оставив
озябшую и растерявшуюся девушку одну в кромешной тьме усыпальницы.
Стал слышен отдаленный, но такой пугающий шум боя и смерти,
пронизанный лязгом оружия, воем умирающих и криками раненых.
Она дернулась было бежать назад, к семье, наткнулась на
невидимый в темноте саркофаг и остановилась, закусив губу.
Там, наверху, сейчас погибали все, кого она знала в жизни. Все,
кто был ей дорог. Но чем могла она, девчонка, не вошедшая в возраст
невесты, без оружия и доспехов, помочь опытным воинам?
Танайя вздрогнула. Ей снова послышался не то стон, не то
заунывное пение. Слов было не различить, но интонация звала за
собой. Прочь от смутно сереющего выхода из усыпальницы, во мрак и
холод. Вместе с пением пришел страх. И хоть девушка, как молитву,
твердила «я не боюсь!», руки и ноги враз ослабели. Тьма, до сих пор
воспринимавшаяся просто темнотой, обрела плотность, объем, в ней
чудилось движение. Девушка бросилась к еле заметному проему выхода,
больно стукнулась коленкой об угол очередного саркофага,
отшатнулась, нога скользнула на каменном крошеве и она растянулась
на полу. В другое время, в других обстоятельствах, возможно, она бы
разрыдалась. Но слез не было, была паника и отчаянье… и тихое,
настойчивое пение, тянущее назад, во тьму, в ужас, но обещающее
надежду. Она еще и еще раз попыталась вернуться туда, где сражались
и погибали жители замка, где хоть и беснуется смерть, но есть люди
и свет. Но каждый раз натыкалась на холодные и угловатые камни,
рассаживая в кровь колени. Наконец, набив множество синяков, порвав
о надгробия платье, опустилась на пыльный пол и заплакала.
Со слезами ушла решимость, накатила апатия. Танайя поднялась,
словно выходец, и, понуждаемая непрекращающимся пением, сделала шаг
во тьму, прочь от света и смерти. Выставив руки пред собой, она
медленно шла туда, где неясный звук слышался громче, невидяще глядя
перед собой широко раскрытыми глазами.
С каждым шагом в ней крепла уверенность, что всё она делает
правильно. Танайя помотала головой, чтобы скинуть морок. Далекий
хор остался. Он даже усилился, требуя идти туда, где при недавнем
свечении лука виднелась сильно разрушенная временем кладка. И
девушка пошла за ним, более не в силах противиться колдовству,
каждое мгновение ожидая, что вот сейчас вытянутые руки упрутся в
камень. Слезы текли по её щекам.