– Бойся его.
Но бывалый воин быстро откинул эти мысли в сторону и спрятал их
где-то глубоко в душе.
– Пойдемте. Нас уже ожидают, – проглотив ком в горле, спокойным
голосом проговорил центурион.
– Я знаю, но нужно подождать еще мгновение.
Корнелий только уважительно склонил голову, давая гонцу понять,
что как тот скажет, так оно и будет. Через некоторое время ворота
распахнулись и через них на полном скаку один за другим подлетели к
вилле и мгновенно спешились несколько всадников. В одном из них
Корнелий признал Арминия, остальные, видимо, были его приближенные
друзья. Они быстро передали лошадей прислуге и поспешно направились
вглубь виллы.
– Ну вот, теперь можно идти.
– Конечно, – и центурион с гонцом направились вслед за
прибывшими.
Оказавшись в доме, где уже полным ходом шло веселье, Корнелий и
Сципион остановились в дверях. Из толпы к ним вышел уже подпитый
наместник и, радостно обняв путника, воскликнул:
– Как я рад тебя видеть! Наверное, боги милостивы ко мне, раз ты
все-таки явился!
– Я не мог по-другому. Мой господин прислал меня к тебе с
вестью.
– Ах, дела, дела. Давай о них чуть позже. А пока проходи. Поешь,
попей. Небось, устал с дороги? Эй, как тебя там? Центурион!
– Да, наместник Вар.
– Ступай, ты свободен! А хотя нет, сначала поешь, а потом иди. Я
сегодня добрый. Лучшие друзья в сборе. Жалко, что Марк не смог
прибыть. Зато Арминий здесь.
– Да, я видел его, – ответил Сципион, удаляясь от Корнелия.
Развязав плащ и сняв шлем, Корнелий подошел к столу, взял кубок
с вином, жадно испил его до дна, после чего оторвал кусок курицы и
вышел на улицу.
Обеды, в том числе и торжественные, Вар устраивал частенько. Во
время пира происходило не только принятие пищи, но и обсуждение
военных и административных вопросов. Как правило, трапеза
оканчивалась спорами, похвалами и руганью, а потому Корнелий
избегал подобных приглашений. Он никогда от них не отказывался, но
оставался в стороне. Да и зачем ему, воину, слушать то, как бывшие
германцы лижут пятки своему новому хозяину, словно преданные псы,
льстя ему и ублажая его самолюбие враньем о том, какой он
гениальный правитель и военный талант. Центурион стоял, жуя курицу,
и наблюдал, как рабы сопровождали хозяина на торжественный пир,
неся с собой его парадную одежду и обувь, в которую знатные римляне
переодевались перед едой. Корнелий уважал Тиберия, с которым
воевал, и сейчас откровенно недолюбливал Вара за то, что тот
приблизил к себе этих германских лжецов. Только вот одного он не
мог понять: откуда взялся этот странный человек и почему он выжидал
время, пока не прибудет этот «змееныш» Арминий, которого Корнелий
ненавидел всем сердцем? Почему, он и сам не знал, но верил, чуял
каким-то шестым чувством, что от него стоит ждать беды. Вдруг в
темноте кто-то прошмыгнул мимо него и скрылся за кустами.
Центурион, выбросив обглоданную куриную кость, с каким-то не
свойственным ему любопытством направился в ту сторону, где мелькнул
человеческий силуэт. Тихо подкравшись, он услышал, как в сумерках
разговаривают двое. Они вели беседу почти шепотом, озираясь,
прислушиваясь к каждому шороху и то и дело опасливо прерывая
разговор. Корнелий замер затаившись. Непролазный кустарник скрывал
его, но заодно прятал и от его глаз тех, кто вел беседу. Он только
слышал их разговор: