– Любит сильно. Не может без нас, –усмехнулся я и
погрустнел.
Григорий рыл яму, отбрасывая в разные стороны большие комки
снега, и бубнил под нос, изредка поворачиваясь ко мне, что в задней
части вежи есть еще один вход и мы вползем через него.
– Медвежьим его называют, барин. Церемониальный у них, значит.
Понимаешь? Мертвых выносят, а мы с тобой войдем. Я так иногда к
местным заползаю. Лопарки меня любят. Понимаешь, барин, большой я
для них. Высокий, а мужички у них совсем плохенькие. Еще хуже, чем
ты даже. Я до лопарок уж очень охоч. Я потом вход так же закрою, и
закопаю, и ты тут лежать будешь хоть все зимы. Спокойное место,
хорошее выбрал. Больше тебя ни один следопыт не найдет. А местные
сюда никогда не придут. Не переживай!
Я не переживал и почти не слушал санитара, смотрел в черное небо
на звезды, на играющее переливами малинового и зеленого цвета
северное сияние. Спокойно-то как. Ветра нет. Григорий сказал, что
мороз крепчает, но я не чувствовал холода. Легкий пар выходил из
носа. Как же они меня с Прохором так обманули? Где теперь правду
найти? Неужто тайком убили старика?
– Живой ещё? – спросил мужик, заглядывая в глаза. – Айда, барин.
Готово, – Григорий кивнул мне, схватил за ворот и потащил по снегу
в вежу. Там, кряхтя, сунул в руку старенький наган. Я по привычке
машинально откинул барабан и увидел в гнездах два патрона.
Посмотрел с непониманием на сердобольного мужика, который надолго
запомнит эту ночь и потешного барина.
– Два-то зачем? – спросил я, и дыхание перехватил холодный
воздух. Надрывно закашлял.
Григорий вскинул брови, дыхнул чесноком.
– Я ж не душегуб. Вдруг патрон первый испорчен.
– Спасибо, братец. Взведи.
Григорий кивнул и взвел курок, выжидающе посмотрел на меня.
Громко шмыгнул красным носом, портя торжественный момент.
– Иди, братец. Полежу я ещё.
– Полежи, полежи. Не поминай лихом, барин, – Григорий
перекрестился неистово. – Ну? Я пойду?
Кивнул, отпуская. Григорий напоследок перекрестил меня и задом
стал выползать. Плотно закрыл за собой шкуры. Копался долго. Потом
снег заскрипел под быстро удаляющимися шагами.
Тишина.
Я моргнул и первые горячие слезы вытекли на виски. Запахнулся в
большой тулуп, накрыл руку с револьвером. Быстро пальцы мерзнут,
надо не допустить момента окоченения. Как там этот мужик говорил?
«От себя, барин, не убежишь?» Что со мной творится? Где тут сон, а
где реальность? Небо, звезды в дыре дикарского дома, я на шкурах.
Разве – это неправда? Револьвер в руке лежит тяжестью, и он не
оставляет никакого сомнения в своей реальности. Я же помню Прохора,
который приехал со мной – всю жизнь старик рядом, а тут его вдруг
не стало? Как такое возможно? Да я без слуги в эту глушь и не
поехал бы! Кто сумасшедший? Я или доктор? Однозначно доктор!
Почему они ведут себя так странно со мной, особые, не стрелянные на
дуэлях северные люди, страха нет? Я помню Ольгу, каждый бал, каждый
вечер с ней, каждый вздох! И я помню девушку из этой вежи. Сейчас
нежилой и холодной. Как такое возможно? Где тепло очага? Она сидела
рядом со мной. Говорила. Отогревала своим телом! А чего стоил
певец?! Я откровенно возненавидел его заунывную песню о себе! Такое
ни с чем не спутаешь. Так что мои воспоминания верны. Все!