Никто. Кроме меня.
Я ведь хотел исповедоваться. Чем не повод пойти на выручку и не
посмотреть, что происходит?
Яркая луна освещала дорогу. Снег хрустел при каждом быстром
шаге. Последняя вежа темнела слишком разительно от других, и
захлебывающиеся крики как раз шли оттуда. Ускорился. Рядом запрыгал
большой светло-серый волк. Я даже остановился от потрясения. Зверь
тоже. Посмотрел на меня адскими глазами и облизнулся, не пытаясь
атаковать. Оскалился. Улыбнулся что ли? Я убрал руку с рукоятки
ножа и сказал, стараясь соответствовать моменту:
– Беги дальше по своим делам, волк. Живи своей важной жизнью не
в пустую.
Волк фыркнул и продолжил движение, только вместе со мной,
держась одного направления, но не приближаясь.
– Не знаю, что у тебя на уме, а у меня есть долг перед каждым
священнослужителем. Воспитан я так, – продолжал на ходу уговаривать
дикого зверя, больше говоря самому себе. – Меня потом в рай не
пустят. А это важно. В этом смысл бренного существования.
Понимаешь?
Волк не понимал.
– Тебе-то зачем влезать к чертям? Порвут, и как ты потом будешь
к собачкам бегать? Подумай! Оценил? – волк не ответил и даже не
обернулся. Может уже спешил к собачкам? Но что-то подсказывало
обратное. Чужая настойчивость злила. – Настырный, – я мотнул
головой. – Изволь, дружок. Дело твоё! Как знаешь, но потом не
говори, что я тебя не предупреждал.
Последние метры к веже волк преодолел скачками, припадая низко к
снегу. Тени стаей шарахнулись с бревенчатых стен, разлетаясь в
разные стороны, и хищник погнал их по погосту, кружась с демонами в
бешеном хороводе. Поднялся ветер, и следом за ними пополз снег,
крутясь воронками, быстро перебирая лапами невиданного чудовища,
стараясь нагнать визжащую кавалькаду.
Я удивился: один волк забрал почти всех на себя и никого мне не
оставил, сейчас посмотрю, как там поп, и побегу на выручку. Две
минуты – я быстро – потом догоню снежное чудовище, уничтожу и
устрою кровавую бойню всем остальным. Я толкнул дверь в плохонькую
избушку и вошел, плотно закрывая за собой сколоченные криво доски.
Отпустил ременную петлю. Глаза быстро стали привыкать к полумраку.
Очаг мигнул раскалёнными углями и высветил на полу большое грузное
тело священника. Он дрыгал руками и ногами, уже слабо сопротивляясь
рвущей его твари из черного дыма. Я сделал шаг к ним, и тень сразу
метнулась в мою сторону, зависая столбом мрачной смерти. Ужасное
кривляющееся лицо-маска опустилось ко мне, в упор рассматривая и
оценивая. Я вглядывался в черные глазницы, в размывающиеся темной
дымкой скулы и хмурился, признавая в твари своего дядьку.