– Святой Матвей? Я знал, что ты меня не покинешь. Знал, что
придешь и спасешь. Вижу тело твоё в божьих искрах! – священник
закрестился. Я изумился и с трудом пошевелился, глядя на него. Был
он стар и абсолютно сед. Глаза едины цветом с волосом – одни белки,
словно стерлись зрачки. Слепой. Незрячий. Больше не страшный
старик.
– Кто ты, мученик? – ласково спросил, я и старец заулыбался,
осыпанный благодатью.
– Брат Матвей. Слуга твой. Монах с Печенегского монастыря.
Извели монастырь чужие, камня не оставили. Теперь в остроге наша
обитель. Временная. Летом строиться начнем. Веру нашу до лопарей
доносил. Да вот неудачно как-то. Шаманы их приехали. Много!
Двое!
– Двое, – эхом отозвался я и грустно вздохнул. Двое – великая
сила.
– Благодать-то какая, за веру пострадать! Сегодня испытание мне
было! – монах стал трогать себя, проверяя насколько цел, и
креститься. – Божьим знаменем награжден и отмечен теперь я.
В разбитую вежу, минуя покосившуюся дверь, вошел волк. Мохнатые
бока тяжело подымаются. Язык чуть ли не до пола вывалил. Цокая
когтями, подошел. Понюхал меня. Лизнул в щеку. Ушел.
Добрый волчонок. Ласковый. Чего их все боятся?
Я вспомнил.
– Уходить тебя надо, брат Матвей.
– На небеса? – возликовал монах. Я погрустнел, что ж так не
везет-то, был бы поп, хоть причастил бы меня и исповедовал. А что
взять с монаха?
– Нет, брат Матвей. В монастырь свой.
– Жаль, – монах заплакал. Растер слезы по бороде. – Значит слово
Божье мне дальше распространять. Крест свой нести. Понимаю, слова
теперь мои со смыслом и с великой силой. Ты силу в них вдохнул!
Скажи… – запнулся он.
– Слушаю тебя, любезный.
– А, ты ведь был?.. Ведь не почудился мне? Я не вижу теперь
ничего. Ни искр, ни тебя. Голос твой уходит.
– Я и сейчас есть! Никуда не ухожу.
– А бесы? Бесы были?! – закричал монах, спрашивая.
Я задумался. Поднял сжатый кулак на уровень глаз, чтобы лучше
видеть. Между плотно сжатыми пальцами хаотично струились черные
шлейфы. Обрывочные нити скручивались вокруг кулака или наоборот
распрямлялись, устремляясь в разные стороны. Желая вырваться из
темницы.
Иногда черный дым принимал форму змей с тонкими телами и хищными
головами. Изворачиваясь, твари хотели побольнее меня цапнуть. Но
только скользили по коже беззубыми ртами и с досады тихо верещали.
Я разжал пальцы и струйки дыма полетели к звездам.