Сани понеслись с урядником вперед. Нойд беззвучно скалился в
диком приступе смеха, смотря точно на меня. Не мигая, таращился.
Пугал. И даже, когда сани порядком отдалились от нас, всё так же
продолжал смотреть на меня и зло гримасничать. Хорошо у него
получалось. Страшно. Как снега мне за шиворот кинул. Передернулся
весь от внезапного холода. Что его так рассмешило? Чуть живой, а
веселится! Нашел время.
Не пойму. Неприятно как-то стало.
Хотел спросить у Карху, но сразу забыл, стоило взглянуть в ее
счастливые глаза. Влюблённые что ли? Торжественные? Расплакаться от
счастья готова? Героем своим восхищается, то есть мной? Чего
торжествовать? Ну, пришел я. Ну, с вами я. Так ведь по-другому и
быть не могло. Не знаю почему. Позыв внутренний. Извините, барышню
одну в беде оставить никак не могу. Не по чести. Правильные слова
выплыли в сознании сами собой, выбитые золотом на черном монолите
мрамора. И… похоронили мой разум окончательно. Теперь я улыбался,
как дедушка.
– Ты ко мне привязался, сайвугадче. Я вижу. Дышать стал. Теперь
в тебе дедушкина песня по-настоящему заиграла. Я слышу. Люди
слышат. Видят тебя. Дедушка счастлив. А я теперь точно стану
нойдом, – тихо и уверенно сказала девушка и закачалась в блаженном
трансе. – Моё время приближается.
А потом взглянула на мои синие в кровавых подтеках руки,
поискала в санях свои варежки и отдала мне.
От улыбки сводило мышцы лица.
Как же больно от беззвучного смеха.
аудиокнига от издательства "1С- Паблишинг", в исполнении
Максима Сусловаhttps://www.litres.ru/nikolay-zaycev-8682487/gorod-shamanov-42625229/
Допрос состоялся в узкой келье. В углах потолка – мохнатые комки
серой паутины, а сам камень со следами сажи и копоти. Зловещее
место. Неухоженное и нежилое. В холодном помещении даже
необтесанные скамейки не прогрелись. Худой дьякон торопился.
Смотрел на нас сурово, часто грел руки у печки, которая находилась
у него под боком. А от нас отделялась большим столом. Я любовался
каменной укладкой стены, разглядывая торчащий в щелях губчатый
ягель. И сидел за Карху, укрытый ее мужественной спиной, слушая
дьякона вполуха. Поначалу монах очень воспротивился, когда ему в
келью ввели двоих местных туземцев. Выяснил, что христиане,
подобрел и разрешил блаженному присутствовать на беседе, понимая,
какой уход и досмотр нужен за больным.