— Да вот у девочки тут родственники где-то, мы туда сразу
пойдем.
— Где хоть родственники живут, знаете?
— Калинина, семнадцать, — торопливо сказала Настя. От нетерпения
она чуть притоптывала на месте.
— Далековато, конечно. Смотрите, вот сейчас прямо идете вон до
той церквы с синим куполом, видите?
— Да.
— Возле церквы направо повернете, два квартала и налево, там
спросите.
— Спасибо вам.
— Идите уж.
Арзамас удивил огромным количеством красивейшей деревянной
резьбы — некоторые дома походили на иллюстрации к сказке. Хотелось
остановиться и посмотреть, но, во-первых, они замерзли, поэтому
останавливаться не стоило, а во-вторых, Настя просто тянула Андрея
за собой, так что рассмотреть мастерство местных резчиков по дереву
не очень-то и удавалось.
— Настя, а ты родственников этих знаешь? Бывала у них
раньше?
— Нет, это какая-то родня тетиного мужа, я их даже не видела
никогда. Тетя с ними списалась, они разрешили приехать. Но мы всё
собирались-собирались, потом мама уехала с институтом своим,
куда-то в особо секретное место, мне туда нельзя пока, вот и мы с
тетей Дашей решили ехать.
— А папа твой где?
— Папа, он у Халхин-Гола... не вернулся. Нет моего папы теперь,
— всхлипнула Настя.
— Прости, Настя, не хотел тебя расстраивать.
— Ничего, дядя Андрей, Вы же не знали. Мы уже с мамой привыкли,
хотя нам его сильно не хватает. А теперь эта война проклятая, из-за
нее и мама уехала...
Улица Калинина нашлась после недолгих поисков. Дом под номером
семнадцать, небольшой, недавно выкрашенный зеленой краской,
украшенный резными наличниками, стоял в глубине двора, частично
скрытый двумя яблонями.
— Хозяева! Есть кто дома?
Прошелестев в ветках, на землю упало, глухо стукнув, яблоко.
Никто не показывался.
— Хозяева!
— Чего кричите, иду. Кто там в такую рань пришел? — к калитке
подошла полная невысокая русоволосая женщина в ситцевом халате.
— Здравствуйте, я — Настя Трухачева. Я от поезда отстала, тетя
Даша без меня уехала, но вот, дядя Андрей довез меня. Наконец-то я
до вас добралась!
— Пошла вон отсюда, гадина, — прошипела женщина. Лицо ее
внезапно исказилось гримасой ненависти и она пошла на Настю,
отталкивая ее. — Дашку, дуру эту набитую, прямо в тот же вечер
арестовали, как приехала. Что-то в поезде лишнее наговорила,
скотина такая. Меня в энкаведе таскали, допрашивали, милиция тут
вчерась цельный день толклась. Мотай отсюда, чтобы глаза мои тебя
не видели, одни неприятности от вашей семейки гадючьей. То не
вспоминали, а тут, как припекло, приперлись, корми вас, дармоедов
московских. Вон отсюда, кому сказала!