Осколки - страница 6

Он неопределённо мотнул головой.

— Сейчас они и слышать не хотят, чтобы назвать незаконнорождённого царём, но кто знает, что будет потом. После того, что тут сегодня произошло, лучше мальчику исчезнуть. До поры.

— Не волнуйся, господин архиграмматик, то есть прости, хшатрапава, за сестру я кому угодно горло перегрызу, — бодро заявил Кофен.

Эвмен усмехнулся.

— Сатрап... Без сатрапии. Великую честь оказали. Каппадокию с Пафлагонией ещё только предстоит завоевать.

Он взял со стола кожаный мешочек и вытряхнул из него себе на ладонь серебряную тетрадрахму с рогатым профилем Александра, неровно сломанную пополам. Протянул Антенору одну из половинок.

Симболлон.

— Возьми. Отдашь Барсине. Пусть сбережёт. Скажешь ей, что человеку, который предъявит вторую половинку, она может доверять.

Антенор сжал половинку симболлона в кулаке.

— Ступайте. Готовьтесь, — сказал Эвмен и, когда они повернулись к двери, добавил, — помните, от вас теперь зависит будущее всего царства.

Антенор молча кивнул.

За что...
В чём был не прав...
У неба нет ответа.
Оно не даст мне знак.
Лишь пыль и тишина...
Я думал, верность – путь, что нас ведёт к рассвету.
Цель может быть чужой, но истина – одна.

Всё...
Поздно...
Никогда
не быть земному счастью,
Единому. Не быть
Здесь миру без войны.
Низвергнуты мечты, разбитые на части.
Не воплотит никто,
Раз не сумели мы

И всё же – почему...
Нам не хватило жизни.
Бессмертно имя лишь,
И в славе, и во лжи.

Страшней телесных мук
Гнетут пустые мысли:
За что. В чём был не прав.
О, небо, расскажи.

Юлия Токтаева

Семь лет спустя. Середина зимы четвёртого года 115-й Олимпиады
Пустыня на северной границе области Габиена

Январь 316 года до н.э.

— Потерпи ещё немного, друг. Досталось тебе сегодня? Нам всем досталось.

Красная от холода ладонь ласково потрепала шею храпящего жеребца. Даже он устал, рослый и выносливый «нисеец», белоснежный красавец. Даже он выбился из сил. Что уж говорить о других.

Конь доверчиво скосил глаза, шумно фыркнул, выпустив клубы пара. Всадник выпрямился, подышал на окоченевшие пальцы. Злые языки говорили, будто им более пристало держать стило, нежели меч. Что тут возразить? Всё так и есть. Кто сейчас помнит, что эти тонкие изящные пальцы когда-то были способны заставить взвыть от боли и замолотить ладонями по песку палестры не самых хилых панкратиастов? Много воды утекло с тех пор. Меч обнажать доводилось не часто, но уж если он брался за него, злые досужие болтуны пристыженно умолкали.