Если ананси не выделяли аксамит, то
могли заболеть. Практичные пришельцы не могли просто сваливать в
угол горы красных выделений. Поэтому основной их гардероб собирался
из собственной плоти. Но не только: в дальних поездках, например,
некогда каждое утро шить костюм с иголочки.
– Все, – сказала Юля. Я снял с нее
полотенце. Оглядел лоснящийся красный комбинезон на моей хозяйке. И
крепко зажмурился. Сердце в груди завыло восторженные арии: Юля-я,
Ю-ю-юл-я-я-я, Ю-юли-и-ире-е-ель. Дурацкая «сыворотка».
– Пропустила, – с трудом выдавил я.
Представляй одуванчики. Без лужайки, без неба. Тупо только
одуванчики.
– Где? – спросила
девушка-ананси.
– А сама не видишь? – взревел я как
обожженный. – Прямо на… на груди.
Одуванчики, одуванчики, мягкие,
круглые… круглые голубые груди. Черт.
– Все, – сказала Юля. Мои веки даже
не дрогнули.
– Точно?
– Не знаю, – безразлично бросила
девушка. Я закричал:
– А кто, по-твоему, должен знать?
– Стас, – был ответ. Боже, неужели
уже через год Юля в самом деле станет самостоятельной? Скорее
шимпанзе заговорит. Шимпанзе с Земли, а уж местный – тем более.
Все-таки открыл глаза. Грудь Юли
спряталась под наращенной сверху заплаткой комбинезона. На ее талии
и плечах торчали острые аксамитовые сгустки, словно шипы на
средневековой булаве.
Со вздохом достал из шкафчика
дремель с муслиновой насадкой. Полировка аксамитовых слоев на Юле
заняла десять минут. Дольше бессмысленно: аксамит застыл волокном
прочнее, чем нейлон. Жалко, ненадолго. К завтрашнему утру
комбинезон и сапожки саморастворятся без следа – красные клетки
живут не дольше подёнок. И я буду снова «одевать» Юлю. Эх.
Коридоры Научно-испытательного центра
тянулись вдаль дымно-прозрачными лабиринтами. Из сероватого
стеклопакета выстелили стены, потолок, даже пол. Двигаясь в
столовую, мы с Юлей будто парили над зелеными кляксами лужаек и
изогнутой паутиной тропинок. С потолков не свисали светильники или
люстры. Кабели проводки не торчали из стыков между просвечиваемыми
насквозь панелями. Днем и ночью общественные места города Адастры
освещал лишь столб Света на востоке. Гигантский ночник. Горящий
колосс. Вечно включенная лазерная указка, бьющая прямо в
глаза.
Голова раскалывалась. Ножи из чужой
радости, тревоги, возбуждения, голода шинковали мое сознание. В
нашей с Юлей квартире некому было разрывать меня на части. Юля
скупилась на эмоции почти так же, как рыбка в аквариуме. Настоящая
инопланетная принцесса. Иногда ее вообще можно было принять за
второго фабрикоида – только бракованного, не способного убрать
комнату.