Много ума не нужно, чтобы понять –
Германа мало кто любил. И Берт тоже это сразу понял, только вот
почему – до него никак не доходило.
– Привет! – он вышел вперед,
загораживая его собой. – Меня зовут Альберт Кельвин, но лучше
просто Берт.
Он улыбнулся, чувствуя, как
потихоньку снижается накал страстей в аудитории. Быть может,
когда-нибудь удастся вспомнить, как это получается, но еще в
городе, до злосчастного поступления, Берт сообразил, что его-то
люди очень даже любят. Нужно просто им улыбаться, и все будет
хорошо.
– Тебя никто не спрашивал! – рявкнул
Ролан, но сидящий рядом с ним Вуди уже не спешил активно
поддакивать. Да и сам Ролан почему-то больше не хотел устраивать
скандал, поэтому расслабленно откинулся на спинку скамьи и бросил
уничижительно: – Придурки…
Герман схватил Берта за рукав
неуместно пестрой кофты в рыже-черную широкую полоску и потащил
наверх, на самый последний из занятых рядов. Расположившаяся там
парочка тут же поднялась и пересела подальше.
Герман решил, что комедию пора
заканчивать.
– Даже не пытайся с ними подружиться,
– прошипел он на ходу, толкая Берта на скамейку и присаживаясь
рядом. Получилось слишком резко и даже немного грубо. Лиловые глаза
Альберта сразу влажно заблестели, но Герман и так долго
сдерживался. Легкая мигрень, которую до этого времени удавалось
игнорировать, списывая на усталость, сдавливала виски. Кругом было
слишком много негатива, он витал в воздухе, точно ядовитые
испарения, и Герману приходилось этой дрянью дышать. Грудь
распирало от не принадлежащих ему эмоций, кончики пальцев
подрагивали, в голове на разные лады звенели колокола.
Вдох-выдох.
Герман потянулся к безымянному пальцу
левой руки, уже понимая, что повторил вчерашнюю ошибку. Странно
еще, что заметил так поздно, не иначе вчерашнее вмешательство
учителя Гротта отвлекло.
– Если я соберусь бить Ролану морду,
просто держи меня, хорошо? – глухо попросил он. Раздражение
плескалось внутри, грозя в любой момент вырваться и все испортить.
Берт рядом беспокойно заерзал. От него исходил тот самый
сладковатый запах вишни, по которому Герман узнал его вчера в
парке. Чаще всего он означал, что Берт пользуется врожденной
магией, причем, скорее всего, неосознанно, потому что
воздействовать разом на такую резко настроенную толпу даже для
Альберта чересчур. Представляя себе откат, который скоро за этим
последует, Герман почти перестал злиться.