– У меня так, – согласился богач, шаяла ленивая усмешка.
Семен добавил вослед:
– Уж и одно присутствие – на весь мир почет!
Михайло Гаврилыч умерил:
– Мне не в тягость – присна память о Потап Иваныче. Да и местность здешняя больно пригожа. Вот озерцо ваше – ласковое. (Благодетель жмурился, разглядывая облака, большие пальцы запустил в проймы жилета.) Прежде я здесь душу умягчить добывал. Батюшка ваш это понимал и сочувствовал.
От давешних отделился поп и подсел к дворовым мужикам. Молвил дюжему дяде, что спал недавно в миске:
– Ты, Игнат, ум помни. Михайло Гаврилыч, гуманный человек, благое сотворил – денег на аналой отщедрил. Робить тебе.
Супротивничал адресат:
– Разе один совладаю?
– А руки-то – две. Приступать.
– Какож, ежли дармовое не иссякло!
– Этому и мера: дар – для головы, а не для живота.
– Да ведь и ты, батюшка, не гнушашь!
– Невинно вино – укоризненно пьянство.
Среди прочих шустрила молоденькая, о добротной русой косе, годов пятнадцати деваха – Елена, младшая сестра Василия. Скалась подле той сердобольной Авдотьи, что привечала странников, цедили сквозь сито солодовую бражку. Выговаривала старушке:
– Зот, буди, Касатку хочет со двора свести!
– Пошто не хотеть, когда не залежит.
– Тятенька пестовал, а теперь в чужие руки? – ерепенилась Елена.
– Тебе ека корысть? Ступай-кя Матрене помоги, опять сестры корить будут.
– Василий не позволит, он меня в город на учебу определит.
– До тебя Василию, у него ноне докука сладкая.
Елена, зыркнув в сторону Марии, ревниво высказалась:
– Мария величается, а сама беспортошная! Тятенька бы за порог не пустил… Вот я ей под перину стручок гороховый в девять зерен подсуну – опарфенится тожно!
– Подь ты к чомору, – беззлобно шамкнула старая («щёмору»). Осерчала тут же: – Куда льешь?! У, полоротая! Иди на кухню, неча близ пьяных мужиков тереться!
– А чего Мария подле Зота вертится!
Однако вернемся к основе. Неугомонно пела и приплясывала Кокошник, ей подтягивал чубатый. Зотов с благостной улыбкой гулял взором по двору. Повернулся к Василию:
– Ну, что там кобылка?
Василий круто повернулся в народ.
– А что Филька – пригнал саврасую!?
– Как есть, – согласился хор дворовых. Кликали в зады: – Филипп!!! Веди!
«Цок, цок», – отозвался мощеный камнем двор. Из-за дома, ведомая за недоуздок парнишкой лет тринадцати, появилась величественная красавица. Фрр, ответила на повелевший остановиться жест конюха. Косила глазом на хмельную публику. Цок, цок, продемонстрировала бедра девушка – вкрадчиво щелкнул непокорный хвост.