- Вы, голубчик, вот что… Раз
англичашка стрелять перестал – вызывайте из низов машинистов с
кочегарами, попробуйте сбросить ялик, что под кормой висит – он,
вроде, не побит... Только сначала помогите мне добраться до минного
погреба.
- Я с вами! – вскинулся мичман, но де
Ливорн не желал слушать.
- И-и-и-эх, даже и не думайте. Вы,
голубчик, хоть и мичманец, а всё же офицер. И за матросиков перед
Богом и Отечеством в ответе, за каждую живую душу. Давайте-ка
поторапливайтесь, пока на корвете к абордажу изготавливаются. А обо
мне не думайте, я всё равно в ялик спуститься не смогу. Кровью
истеку, или помру от боли…
Мичман хотел что-то возразить, но не
посмел. Повернулся и, пригибаясь, посеменил к разбитому люку. Де
Ливорн закаменел, ожидая выстрелов с корвета – пронесло. Видимо,
британские канониры не сочли одинокую человеческую букашку
достойной картечного залпа.
Мичман добрался до люка, неловко,
припадая на раненую ногу, ступил вниз и пропал из виду. Командир
откинулся назад, опираясь на перекошенную станину, и принялся, шипя
от боли, засовывать под сорочку сложенный вдвое рукав.
Если повезёт – у него будет ещё
четверть часа. Только бы на ялике успели подальше отгрести от
обречённого клипера.
Нет, лихого абордажа, в стиле
Нельсона и Дрейка, не получилось. Но всё же блудливая портовая
девка Фортуна проявила некоторую снисходительность к бронепалубной
посудине её Величества: из хранившихся в минном погребе русского
клипера полудюжины самодвижущихся и десяти бросательных мин,
сдетонировали только три. Столб огня разломил корпус пополам,
обрушил грот-мачту стоящего рядом корвета, вырвал немаленький кусок
борта, уничтожив заодно скрывающуюся за планширем шестидюймовку
вместе с расчётом. Сгинули, словно их и не было вовсе, три десятка
матросов и морских пехотинцев абордажной партии, успевших
перебраться на «трофей», или только готовившихся это сделать. Но
кованая железная броня приняла на себя удар, и корабль остался на
плаву. Он даже сохранил ход, ухитрившись кое-как доковылять до
Адена, где и остался до конца войны – вернее, до иных событий, о
которых у нас ещё пойдёт речь. И уже оттуда, из британской
твердыни, прочно оседлавшей южную оконечность утопающего в
раскалённых песках полуострова, телеграф разнесёт весть о славной
победе Королевского Флота.