Вонючая жидкость потекла
по горлу. Внезапно внутри разлилось тепло. Даже по окоченевшим
ногам волной прошел жар, и я снова почувствовала пальцы. Дрожь
улеглась, и буйство стихии более не вызывало такого страха и
оцепенения.
Отдавшись новым
ощущениям, я окончательно потеряла счет времени. Мелкие ручейки
затекали в пещеру: от вспышек молний они казались белыми, как
молоко.
Еще одна вспышка... Я
зажмурилась, увидев силуэт великана, заслонившего небо. Гром... до
боли в ушах. Или это рев чудовища?
Оно схватило меня,
вцепилось в плечи, стало неистово трясти...
— Несмышлеха упрямая! —
с жутким рычанием произнес монстр на моем родном языке, а затем
быстро заговорил по-эльфийски. — Я же сказал: четыре
глотка!
Мне сделалось дурно до
тошноты, мысли путались, во рту был отчетливый привкус
песка...
— Застудилась? —
рявкнуло чудовище и принялось насильно лить в меня горькую жидкость
из фляжки.
После третьего глотка
сознание вернулось, и я поняла, что жмусь к промокшему до нитки
Ролло, который гладит мои волосы, целует щеки и сердито
шепчет:
— Почему ты меня не
послушала? Почему?
Четвертый глоток
разрушил незримую границу между сном и явью. Я спала, но видела
все, что происходило вокруг.
Ручейки сливались,
образуя лужи, и вскоре весь пол маленькой пещеры покрылся водой.
Ролло сидел в ней, подняв меня на руки и баюкая, как ребенка. Он
что-то говорил нараспев, но слова растворялись в шуме
дождя.
Когда ливень стих, эльф
бережно вынес меня под усыпанное бледными звездами небо. Я вытянула
руку и коснулась его зеленоватого края, похожего на затянутое
ряской озеро...
— Что ты делаешь? —
спросил Ролло.
— Трогаю
небо.
— И какое
оно?
—
Мокрое.
— Я так и думал, — он
помолчал, размышляя о чем-то глубоко личном. — Завтра ты проснешься
и ничего не вспомнишь. Ни эту ночь, ни это небо. Ни этот
поцелуй.
Губы эльфа — горячие и
влажные — прижались к моим губам. Вода с его волос упала мне на
лицо. Мы целовались взахлеб, лихорадочно, словно боялись, что
дарованные свыше мгновения безграничного счастья вот-вот
закончатся. Все происходившее мало напоминало наш первый робкий
поцелуй в благоухающей роще. Мы более не смущались, не помышляли о
долге и морали, будто мир опустел — и остались лишь двое — я и
Ролло.
Мое тело обмякло, сон
брал свое. Почувствовав это, эльф поник головой, его плечи
опустились, не столько от усталости, сколько от безнадежного
отчаяния и тоски. Мог ли он, осмелившийся бросить вызов
предназначению, побороть его? У меня не было
ответа...