Деревянные
ступеньки устало вздохнули под ногами человека, дверь неуверенно скрипнула, и,
низко пригнувшись, я шагнул в пыльное, скрипящее, сопящее и скрежещущее нутро
мельницы.
Невзирая на
изнывающий снаружи от жары летний день, здесь царил душный полумрак,
пропитанный сероватой мучной пылью. Словно в тот день, когда мельница впервые
заскрипела жерновами, кто-то шутки ради или в исполнение добрых примет, подбросил
к потолку несколько пригоршней первой муки, и она так и зависла в воздухе, не
имея возможности нигде приютиться. Ремни, и решета, находясь в постоянном
движении, снова и снова подбрасывали ее вверх. А единственным, более-менее
стабильным обиталищем для снежной взвеси служили стены, одежда, борода и волосы
мельника. Потому, что худощавый дедок, который медленно сновал от одного лотка
к другому, больше напоминал снеговика, чем живого человека.
— Доброго
здравия, хозяин! — вежливо поздоровался я, впрочем, не особо надеясь с первого
раза перекричать грохочущие жернова. И не ошибся. Мельник даже не вздрогнул.
— Эге-гей! —
позвал я громче. — Здравствуйте, хозяин!
На этот раз
дед оборотился на голос.
— Ась?! Кто
здесь?
—
Здравствуйте! — выкрикнул я изо всех сил и тут же зашелся кашлем. Каверзная
пыль мгновенно воспользовалась предоставленным ей случаем и попыталась набиться
в легкие.
— А-а-а… И ты
здоров будь, человече… Слабоват я стал слухом к старости, да и зрение уже не
то, что в молодости. Извини, не признаю с виду. Ты, чей будешь? Откуда путь
держишь?
Я только
вздохнул. Именно этот вопрос самому хотелось бы кому-то задать. Да, судя по
всему, пока некому.
Привычный к
одиночеству и безмолвию, мельник не спешил продолжать разговор. Помалкивал и я,
понимая, что в этом, грохочущем и скрежещущем, как сходящая с гор лавина,
помещении задушевная беседа все равно невозможна. Но стоять столбом тоже было
не с руки. А потому, окинув взглядом приготовленные к помолу большие мешки и
кули, вежливо поинтересовался:
— Не тяжело?
— Одному,
конечно, трудновато… — степенно ответил мельник, почему-то кивая головой себе
за спину. — Но Лукаш справляется. Хоть с виду он и неказист, но весь в отца. А
Гостиша в его годы уже вепрей и медведей из лесу таскал.
Проследив
взглядом в указанном направлении, я только теперь заприметил еще одну
запыленную фигуру, засыпающую в лоток зерно. Пригляделся внимательнее и понял,
что это совсем молодой парнишка. Лет четырнадцати. Невысокий, но крепкий. Как
говориться: в плечах самого себя шире.