отпустил своих людей
ивыжидательно посмотрел на
меня.
Повернувшись к Глебу,я спросила:
—Этот
человек знаетнаш язык?
Потому что он может не понять
меня.
Мужчины замерли, обдумывая,аясомневалась:стоит ли им знать, что я могу простопрочитатьвсю информацию и знание языкаиз памятинемца,и допрос
не потребуется. Но в последний момент побояласьвызватьуних
отчуждение и страх. Мои размышления прервал Глеб:
—Нет, он
языка не знает, но я могу говорить тебе на немецком то,о чемхочу узнать, а ты будешь повторять ему, так
можно?
Согласившись сегорешением, подошла к пленному
и,слегка поклонившись,извинилась перед
нимисделала пару шагов назад. Пленный с восхищением
смотрел на меня,прямо-такипоедая глазами. Неприятный, липкий взгляд. Глеб
подошел сзади и тихо спросил, хотяи Полторанский и Виктор услышали:
—Почему
ты ему кланяешься и просишь прощения?
Подняла лицо и, выдержавнапряженный хмурый взгляд,
ответилачестно:
—То,
чтоясейчас сделаю с ним, навсегда его изменит.
Полное подчинение—это страшное и темное
заклятие,мне неприятно егоприменять.Я
пользовалась имтолько раз в
жизни и все равно—как в грязи испачкалась.
Виктор громко хмыкнул и иронично
спросил:
—С
нами, значит,можно, а с ним—нельзя,
да? И что-то я не
почувствовалусебякаких-то
изменений. Хотя,должен признаться, ощущениятогдадействительно мерзопакостныебыли.
Я хмуро глянула на Виктора:
—Вас было
шестеро—это раз;ятогдабыла вымотана инапугана—
это два; ну и три —он слабее
каждого из вас. Вы гораздо ближе к стерхам, чем я в тот момент
думала. А ментально—гораздо сильнее и свободнее.
Вы сами вскоростиснялипринуждение,кто-то
раньше, кто-то позже, но справились все шестеро,аэтотчеловекостанется таким навсегда, если я не решу
иначе.
Молчание, затопившееземлянку,
заставило меня нервничать и встретиться с непроницаемым взглядом
Глеба и потрясенным—Виктора. Любопытный голос
Полторанского прервал наши гляделки:
—А кто
такие стерхи,барышня,
можно узнать?
Я раздраженно отмахнулась от
него:
—Вам не
придется когда-нибудь встречать их, так что не забивайтесебеголову,
пожалуйста. Ну что, я могу
начать, или в моей помощи больше никто не нуждается?
Полторанский бросил на меня возмущенный взгляд,
но решил промолчать,потомприказал, кивнув на немца:
— Начинай.
***
Из землянки я вышла выжатая, словно половая
тряпка. Пленный выложил все,