— Твою мать сильно обременил наш визит? — выдохнул он.
— Что?
Он и впрямь это сказал? Я растеряла всю негу, чувствовала член внутри, но удовольствие исчезло. Майтлин остановился и с трудом посмеялся:
— Прости, Кошечка, ты слишком сладкая. Мне нужно отвлечься, чтобы все не закончилось.
— И ты решил спросить о моей матери?
Боже, что за человек? Я смеялась над ним и собой, надо же было такому последовать за страстными стонами.
— Да, глупо вышло. — Майтлин посмеивался, его член едва ощутимо скользил во мне. — Я сейчас ничего не решаю и не думаю.
Он опустил руку и недовольно отдернул свисавшую юбку, коснулся живота. Какой чувствительной была кожа внизу, я вздрагивала, пока ловкие пальцы подбирались к сокровенному. А когда они нахально раздвинули складочками и надавили на отзывчивый холмик… Боже, это напоминало удар. Все внутри сжалось, сознание ускользало, собиралось в одной точке между ног. Удовольствие волнами расходилось по телу, стоять спокойно не удавалось. Я кусала губы и крутила бедрами, пока Майтлин потирал и гладил. Касания тоже терялись, оставалось только заполняющее блаженство. Как солнечный свет, оно грело сильнее, сильнее и сильнее, начинало жечь, вот-вот спалит, вот сейчас, уже скоро.
Сквозь гул крови пробивались собственные стоны, долгие, глухие. Только бы никого не было рядом. Майтлин все понял и накрыл ладонями мои бедра, снова принимаясь толкаться, но теперь почти агрессивно. Он словно боялся сопротивления и впивался пальцами в кожу, старался входить как можно быстрее и глубже. Ножки стола приподнимались и стучали об пол, я не могла шевельнуться, да и не хотела. Не сейчас, ведь так приятно, и с каждым мигом становилось лучше.
Вдруг меня словно накрыла вода. Звуки стали глухими, теплые волны ласкали чресла, двигались вместе с членом Майтлина и нарастали. Я потерялась в них, замерла и прислушивалась к блаженству. Оно заполняло, уводило от реальности, с трудом удалось разобрать шипение и горячие капли, которые падали на ягодицы.
Все, больше ничего не хотелось. Навалилась слабость, веки сами собой опустились на глаза, но боль стремительно отрезвляла. Боже, край стола будто проткнул колени! И это при том, что ноги затекли и я едва чувствовала их. Поясница ныла, ужасная поза, не представляю, как разогнусь.
— Подними меня.