—
Там опять кадка стоит. Лучше пей сок и не мудрствуй. Еще и баклагу
нацеди, в пути понадобится, — оборвал парня лесовик. — И коль ты уже такой неисправимый
глупец, то иди здоров. Пусть все исполнится,
согласно твоему желанию.
Захар
послушно оборотился к кадушке, напился
вволю горьковато-сладкого сока, набрал в баклагу, как велел лесовик,
а когда хотел еще что-то
спросить, то того и след простыл. А на пеньке,
рядом с тем местом, где он сидел,
осталось лежать орлиное
перо. Покрутил парень
его в пальцах,
оглядел со всех сторон, но так ничего
и не раскумекал.
Обычное перо.
—
Вот беда мне с этими загадками, о-хо-хо…
— вздохнул сокрушенно.
Вздохнул, а перед ним опять дедок появился. Зевает
недовольно и глаза кулачками трет.
—
Ну, чего тебе еще? Едва задремал! Никакого
продыху. Будто не в чащобе
лесной живу, а на большаке.
—
Не сердись, дедушка,
— обрадовался его появлению Захар.
— Но задал ты загадку
не для моего ума. Перо оставил, а что с ним делать:
не сказал.
—
Сказал бы я тебе, что с ним сделать... — проворчал заспанный
лесовик. — Но, если дашь еще одну лепешку, то так и быть: растолкую.
—
Дам.
Захар
добыл из сумки предпоследнюю лепешку
и ломоть брынзы.
—
Эта вам, а последнюю себе оставлю. Идти еще далече,
но ничего, перебьюсь
как-нибудь.
—
Далеко, близко. Кому то ведомо?
— пробормотал себе под нос лесовик, а вслух насмешливо
молвил. — Приходилось
тебе, хлопец, видеть
как птицы летают?
Захар
лишь кивнул не обижаясь. Старые
люди любят временами
потешаться над молодыми.
—
Вот и ты так делай.
Возьмешь по перышку
в руки и маши, словно
крыльями. А пальцы
разожмешь — опять человеком обернешься.
Понял?
Парень
даже заикаться начал.
—
Знач-чит, я л-летать
буду?
—
Летай, что с тобой поделаешь,
коль ничего умнее не придумал.
—
Но перо только
одно? Как же я…
—
Всему свое время.
—
А нельзя мне все-таки людей лечить научится?
— все же переспросил Захар,
как ни жаль было расставаться
с мечтой о небе.
—
Я говорил, да ты слушать
не хотел, — топнул ногой дедок. — Лечить, летать…
Взял бы деньги,
и мороки бы не было. А так — одни вопросы. Ну, все — надоел! Сказано
тебе: иди? Вот и ступай.
Со своей тропинки
одинаково не свернешь,
а что суждено
— встретишь и поймешь. — Сказал и шагнул в пень, будто в воду, исчезая вместе
с ним. А как следом
пропали и береза
с кадкой, непроглядная
лесная чаща расступилась,
и перед Захаром
открылась просторная опушка.
С видом на стремительные склоны
и острые вершины
мрачных Горган.