«Каким-то чудом...» — горько усмехнулся Владимир. Листал он
медкарту лишь по одной причине — ничего другого в голову ему больше
не приходило. Мобильники не работали, точно где-то стояла
«глушилка». Гаджеты показывали четыре полоски, вызов проходил, но
вместо гудков раздавался монотонный рассерженный гул. Ближайший
населенный пункт находился в четырех часах пути. Соседей на даче,
как назло, не было. Он пытался кричать и кидать камешки через
забор, пока Агния спала — глухо. Но о самом страшном он не сказал
даже Жене. В первую же ночь, не в силах заснуть под крики Артема он
попытался выйти с дачи и дойти пешком до небольшой фермерской
лавки. Хозяин обычно приезжает с товаром в пять утра. Можно было бы
попросить о помощи, взять телефон, позвонить Марьяну
Константиновичу, вырвать из Тулы Андрея Валерьевича… Впрочем, тот,
наверняка, уже в Москве.
Но стоило Владимиру шагнуть за калитку, как голова невыносимо
закружилась, в ушах загудело, точно рядом взлетал самолет. Он и сам
будто бы взлетел на секунду, земля ушла из-под ног, а следом он
лицом приземлился в илистое дно водохранилища. Холодная вода
немного отрезвила, заставила вскочить.
Поначалу Владимир думал, что вышел через неправильную калитку.
Но каждая попытка перелезть через забор на участок соседей или
грунтовку неизменно заканчивалась для него головной болью, полным
ртом тины и мокрой одеждой. Именно поэтому он смирился раньше Жени
— понял, что выхода просто нет.
Желтоватые листы в медкарте наполняли нечитабельные врачебные
закорючки — анамнезы, результаты анализов, отчеты о процедурах. В
этом хаосе медицинской писанины он не сразу заметил убористые,
ровные, как по трафарету, печатные буковки.
Отец не прекращал писать ни на день — сломалась ли печатная
машинка, в отпуске ли он, на природе или едет в метро. Это приучило
его вести записи печатными буквами — чтобы редактор или
стенографистка всегда могли разобрать очередную главу монографии,
статью в журнал или методичку. Даже в болезни он не изменил этой
своей привычке — вынужденный калякать между строк в собственной
медицинской карте обгрызенным карандашом (точилки от него спрятали
из-за наличия в них лезвий), Карелин-старший все же продолжил
вырисовывать идеальные, почти неотличимые от типографских
литеры.
«А ведь Карелин-старший теперь ты!» — поправил сам себя
Владимир, — «И как патриарх семейства ты, похоже, окончательно
провалился!»