Она даже улыбнуться сумела, показывая, что последние слова –
шутка.
Но Вереск принял всё на полном серьёзе и вышел из столовой,
чтобы присоединиться к ребятам в гостиной – хотя бы в качестве
наблюдателя.
А Селена посидела ещё немного, успокаивая смятенное дыхание, а
потом вышла к детям с той же лёгкой улыбкой. Одним взглядом оценила
усилия старших, которые привычно организовали малышню на вечерние
игры. Напомнила Вильме, что неплохо бы всем: и старшим, и младшим –
погулять и поиграть на улице. Вечер хоть и прохладный, но солнечный
и сухой. Есть два-три часа. А назавтра домашние обещали дождь.
А когда народ Тёплой Норы с радостными криками-воплями помчался
на детскую площадку и в сад, схватив за рукав Хаука, хозяйка Тёплой
Норы попросила:
- Не мог бы ты передать Колру, что я и Джарри ждём его на
веранде?
- Я сейчас! – пообещал маг огня и рванул на улицу.
- На веранде? – переспросил Джарри, оказывается стоявший за
спиной.
Селена обернулась и обнаружила, что на неё вопросительно смотрит
и старик Бернар. Он всегда оставался на пару часов после ужина,
чтобы ребята-маги могли спросить у него то, что не поняли на
уроках… Сейчас его присутствие – на руку.
Селена открыла рот объяснить, но неясное чувство заставило её
взглянуть на дверь в гостиную. На пороге стоял Хаук. Он сообщил,
что чёрный дракон уже сидит на веранде, то есть в гостевом
кабинете. И не один, а с Трисмегистом. Селена пригласила семейного
и Бернара в кабинет. Едва они расселись, она нервно покусала
губы.
- Может, я начинаю слишком рано паниковать, но… мне кажется, у
нас проблема.
Усыпить его нельзя. Ни магически, ни подсыпав чего-либо в питьё
или в еду.
Но можно подло ударить сзади по голове… Исподтишка. Сильно.
Выстрелив, например, из лука. Или из арбалета… Тупая боль в затылке
подсказала.
… Чтобы добраться до самого большого ножа, надо всего лишь
опустить руку к ремню. Его неприметная пряжка, придуманная Микой,
поддавалась примитивным манипуляциям пальцев, в несколько едва
слышных щелчков превращаясь в достаточно длинное лезвие. С
последним щелчком нож закреплял свою форму, обретая даже рукоять,
тонкую, но ребристую, а потому удобную.
Вздрагивая от холодного сильного ливня, бьющего по полуголому
телу (ему оставили лишь штаны), Коннор попытался просчитать
пространство вокруг себя. Итак… Он лежал на цельном, грубо
обтёсанном камне. Кисть левой руки просунута в ржавый наручник,
буквально влитой в этот камень. Грязная и вонючая от старости и
гнили тряпка – на глазах. Когда мальчишка начал приходить в себя,
он «расслышал» в том же пространстве, как от камня, к которому его
приковали, шепча плохо различимые, направленные на него слова,
пятились двое или трое.