Девчонка уже сидела на кухне на
лавке у стены, голодными глазами окидывая стол с разложенными на
нем овощами, кусками мяса и травами. Азаринино платье было ей и
длинно, и широко, ну да ладно, на первые дни пойдет, а там можно и
перешить что-нибудь из старого тряпья.
— Садись ешь, — Рина выложила на
тарелку остатки жаркого и поставила на стол. — Как тебя
звать-то?
Девчонка тут же встала, но одернула
себя, сделала незаинтересованное лицо и ровным шагом подошла к
столу.
— Деяна Люб.
— Хорошо. Я — Азарина дон Брит.
Знаешь меня?
— Ммм-нет, — с набитым ртом ответила
Деяна. — Мы только недавно сюда приехали, к тетке.
— Так у тебя есть семья?
Девчонка опустила голову, заскребла
по тарелке ложкой, размазывая еду.
— Нет.
Слово не говорило ни о чем. Родители
могли умереть, уехать, просто выгнать дочь за провинность. Поэтому
сочувствовать она собеседнице не стала, просто уведомила:
— Спать будешь в комнате напротив
моей. Как выйдешь отсюда — правая дверь. Спальня маленькая, но брат
жил, не жаловался, и тебе пойдет. Сегодня отдыхай, а завтра с утра
приступишь к работе. Но денег особо не жди, у меня мало кто
останавливается, если только городские поесть зайдут — вот и вся
прибыль. Но по крайней мере еда и крыша над головой у тебя будут. А
если по осени студенты вернутся, то и деньги. За ними комнаты
прибирать — дело долгое и нудное, но зато Университет платит хорошо
за приют.
Девчонка закивала болванчиком.
Азарина, сочтя свою миссию по отношению к теперь уже собственной
помощнице выполненной, отправила ту спать, а сама вернулась к делам
насущным. Она даже почти забыла обвинения Ярилки. Почти. Интересно,
что там случилось с Данисой?
Ночь подкралась как всегда
незаметно. Разбрелись по домам горожане, догорали в печи дрова. Вот
и посуда уже вымыта и полилась холодная вода по округлым плечам,
смывая то ли пот, то ли чужие наговоры. Двери давно заперты, а
девчонка ещё на закате заснула крепким молодым сном, так что Рина
не стала на влажную рубашку надевать платье, только шаль на плечи
накинула — и побежала босыми ногами по деревянным ступенькам. То ли
к мимолетному, ненастоящему счастью, то ли к бесконечному падению.
Чтобы дарить — и в кои-то веки получать, чтобы чувствовать его — и
себя, чтобы быть женщиной. На секундочку забыться, обмануться, что
любима. Такая желанная ложь. Вот были бы только эти руки потолще и
потемнее...