Складно. Даже красиво. Девка не
причем. Нападавшие — туповатые разбойники, которым просто хорошо
заплатили. А посредник/заказчик — молодой брюнет в коричневом
костюме и черных перчатках. Таких — четверть всего дворянского
населения Серземелья. Поначалу Вадим думал, что нападающих нанял
человек из столицы. Кто-то из тех, кому слишком деятельный генерал
сид Гарне перешел дорогу. Ведь Миколас остался в Стольграде не
случайно, и об этом могли прознать, как известно, у любой стены
есть уши. Тем более, что связь генерал решил держать с подчиненным
через старуху-лавочницу, что держала лавку с зеленью на углу
Чугунной улицы. Теперь же... Что думать?
В дверь постучали.
Пришлось вставать, идти открывать.
Кого там принесло?
Азарина протиснулась в комнату мимо
него. Она все так же пахла цветами и пряностями и еще немного —
медом. Прошла к столу, выставила на него темную склянку, чашу с
водой и несколько тряпиц.
— Это что? — удивился Вадим.
— Для ссадин, — женщина показала на
его правую руку. Действительно, кровь запеклась. Своя и чужая. Он и
забыл. А она, значит, приметила...
— Поможете, добрая дона?
Хозяйка посмотрела на него
недовольно, но вымочила в воде тряпицу и поманила постояльца
пальцем.
— Идите ближе. Не на пол же кровью
капать!
— Чистюля, — фыркнул Вадим — и
женщина вдруг едва заметно улыбнулась. Осторожно взяла его ладонь,
стала стирать с нее кровь.
Вода в тазу окрасилась в розовый,
словно туда бросили лепестки рассветной травы.
У нее были грубые рабочие ладони,
совсем непохожие на гладкие ручки холеных придворных дам и гораздо
более пышная фигура.
Ему нравилось в ней именно это — ее
простота, и отсутствие возможности что-либо у него требовать. У
таких, как она, было право только подчиняться, в их отношениях
требовать мог только он сам. Статус позволял. Впрочем, на эту
женщину он, кажется, не производил должного впечатления.
Женщина омыла костяшки пальцев водой,
обработала мазью, и, подхватив чашу, шагнула к двери.
— И все? — удивился Вадим. Азарина
помрачнела.
— Подать ужин?
— Даже не спросите, откуда кровь?
Хозяйка посмотрела ему в глаза.
— И так ясно, вы в тюрьму ездили.
— И вы не осуждаете? — Аристократ
подошел ближе к застывшей у двери женщине. — Вам не противно? Я бил
человека. Может быть, убил.
Ее взгляд стал колючим, злым, а лицо
приобрело жестокое выражение.