— Не нравится — ешьте у дона Низ.
Азарина попыталась вырвать руку, но
Вадим только крепче сжал пальцы на ее запястье и дернул женщину на
себя. Той пришлось шагнуть ближе.
Краем глаза вен Борз отметил, что
черноусый лавочник начал вставать со своего места.
— Но, согласитесь, это не может не
вызвать вопросов: постоялый двор — а выпивки нет!
— Это место предназначено, чтобы
проезжающим было где заночевать, а нажраться до поросячьего визга
желающие могут под любым забором!
К черноусому подошел бодрый, хоть уже
и седоволосый, старичок и начал что-то говорить. Вадим отпустил
руку Азарины, и та направилась на кухню. Когда она проходила мимо
разговаривающей парочки, черноусый тихо что-то ей сказал. Хозяйка
медленно развернулась к нему лицом и вдруг ударила гостя по щеке.
Звук пощечины вышел настолько громким, что даже Вадим от
неожиданности вздрогнул. Затем женщина исчезла за хлипкой
деревянной дверью, а лавочник почему-то зло посмотрел на Вадима.
Вен Борз просто не смог удержаться — встал, царственно прошествовал
через обеденную залу и толкнул дверь, что вела на кухню. Ему
показалось, что он услышал скрип зубов черноусого. Вадим довольно
улыбнулся и сделал еще пару шагов между какими-то каморками, дабы
оказаться наконец в мире специй, теста, и жары ничуть ни меньшей,
чем та, что высушила Тижийскую степь.
— Вы...
Она на секунду со страхом посмотрела
на вошедшего — он успел заметить, что в глазах ее застыли слезы, —
и тут же вскочила с табурета и отвернулась к печи.
— Что же он такого сказал, что такая
независимая женщина плачет?
Азарина обернулась — полная боли и
гнева.
— Вам очень интересно? Назвал меня
вашей шлюхой. Разве не это вы всячески показывали в зале?
В ее голосе не было ни одного намека
на жалость — только злое недовольство. Аристократ безразлично пожал
плечами.
— Почему же сразу шлюха? Есть
красивое слово — любовница.
— Для любви нужно нечто большее, чем
похоть.
— Для любви к соитию — нет.
— Любите играть словами?
Он улыбнулся.
— Обожаю.
Она посмотрела на его довольное
лицо.
— Думаете, я к вам приду?
— Придешь. Ты такая беленькая,
чистенькая, своевольная посреди этого сброда. К кому тебе идти? Не
к этому же лавочнику с обвисшими усами.
Азарина вдруг насмешливо
фыркнула.
— Это не лавочник, а кузнец...
— Малахольный он что-то для
кузнеца.