Утром она попыталась растолкать
своего мужчину спозаранку.
— Мне к маме надо, Яр.
— Угу...
— Яр, я ее проведаю и вернусь. Я
обещаю. Ты не останешься один, клянусь.
— Ага...
— Спи, сердце мое.
— Аза...
— Спи.
Прокралась задними дворами к дому,
постыдное пятно на юбке прикрывая ладонью. Благо одна Даниса ей
встретилась, да та не из болтливых. Забежала в дом, точно воришка,
первым делом платье сменила, старое в луже, что разлилась у амбара,
вымочив. Побежала искать мать и Игнаса. Грудь распирало от страха,
боли и радости одновременно.
А сваты не пришли. Ни в этот день, ни
в последующий. И Яромира в лавке она не нашла...
... Яр после похорон отца пропал на
неделю, а потом, когда вернулся, все так же улыбался ей и даже
подарил один цветок. Но не целовал и о свадьбе не говорил. Словно
не было ничего...
... Мать лежала в луже крови.
Почему-то первой Рининой мыслью была: "Хорошо, что здесь нет
Игнаса". Потом она подошла ближе, посмотрела на родное лицо — и
завыла. Ярость и боль заполнили ее разум. Она выла, когда
перетаскивала мать в другую комнату, выла, натаскивая воды, обмывая
мертвое тело и выскабливая пол. И когда шла по городу. Люди от нее
шарахались, сочтя умалишенной, только Яр подошел, взял за руку,
спросил:
— Что случилось?
— Пусть Игнас заночует у вас, —
попросила она, но не выдержала, разревелась. Он обнимал ее, гладил
по спине, говорил, что все пройдет.
Он врал. Она поймет это спустя много
лет. Есть боль, которая не лечится. И вина. Вина за то, что
радовалась каждой возможности уйти из постылого дома. За то, что не
находила сил и аргументов увести оттуда мать, боявшуюся и шаг
ступить без мужнего разрешения. Что не заступалась, ибо страх был
превыше любви. Вот и сходила на рынок. Купила овощей за храмовник,
продала мать за полчаса свободы...
... Игнас с ней не разговаривал почти
все лето. Не простил, что "не дала увидеть мамочку в последний
раз". А она не хотела, чтобы он запомнил маму такой: с разбитыми
губами, выбитыми зубами, порезом на правой стороне лица. Нельзя на
такое смотреть восьмилетнему мальчишке...
... Новый глава города дон Низ
проверял ведомости предшественника и обнаружил, что дон Брит должен
городу некоторую сумму. О чем он и сообщил разорившемуся лавочнику
лично. Тот спьяну обругал представителя власти неприличными
словами. Азарина, с ужасом наблюдающая эту сцену, напросилась на
аудиенцию, осаждая секретаря главы почти целую неделю. Наконец ее
аргументы признали вескими, дело же проходящим по категории
"индивидуальные жалобы населения", и она смогла пройти в богато
обставленный (по меркам захолустного городка) кабинет. Сирота
извинилась за отца, попросила не оставить их с братом без крыши над
головой. До Низ, еще не такой пузатый, но уже вполне осознавший
прелести новой должности, сочувственно кивал. А потом сделал
предложение, от которого, как он думал, отказаться может только
дура.