Либена выдохнула и обессиленно
опустилась на стул. Невзор не стал приближаться к женщине, помятуя
о ее реакции, но спросил:
— Нерадивые исполнители?
— Своеобразные, — поправила его
вдова.
— И видимо, что-то не поделили с
родом нис Зорь?
— Вы проницательны, — Либена
посмотрела на собеседника с опаской, что того несколько удивило. —
Кусок леса, кажется. И ещё место в судейской коллегии Торфграда.
Анджей вен Хлад очень рассчитывал, что опустевшее кресло предложат
ему, но глава города по поручительству выбрал Драгомира нис
Зорь.
— Понятно.
Либена в ответ пожала косыми
плечами, словно спрашивая: «Что же тут понятного?» — но вслух
ничего не сказала. Видимо, она знала об этих двух семьях несколько
больше.
— Я, пожалуй, выйду в сад, — решил
генерал. — Вы...
Он хотел предложить ей составить ему
компанию, но женщина так резко схватила книгу и бумагу, делая вид
очень занятого человека, что офицер осекся. Чем, интересно, он
заслужил подобную немилость?
Невзор коротко попрощался с хозяйкой
дома и действительно вышел в сад. Дождь уже закончился, зато свежий
воздух помогал думать. Нет, в жизни сида Гарне фарфоровая вдова
была не первой женщиной, кто отказал ему в симпатии, но на других,
он, по крайней мере, не должен был жениться. Он всегда предупреждал
об этом женщин заранее. Семья с детства казалась ему чем-то
священным, что должно быть нерушимым, а какая женщина будет ждать
мужа, на годы уходящего на войну? Мужа, который может и не
вернуться. Нет, сиды, конечно же женились и заводили детей, и рано
или поздно оставляли службу (кто по выслуге, кто за особые заслуги
перед господарем), но Невзор — другое дело. Невзор взял на себя
такие обязательства, что, пожалуй, если бы он не надоел всем своей
дотошностью, и его не послали бы сюда, в Блотоземье, он бы до конца
жизни, наверно, выплачивал свой долг. А тут вдруг — приказ
жениться. На совсем чужой женщине. Аристократке из старого очень
знатного рода. У которой он, судя по всему, вызывает
отвращение.
Ужас.
Мужчина дошел до спрятанного в
розовых кустах фонтана, сел на каменный край, всмотрелся в свое
отображение. Да, не красавец. Почти сорок лет, седые виски, белые
полоски от старых шрамов, длинный нос, два раза сломанный, грубая
кожа... Верно, были у фарфоровой вдовы причины его сторониться.
Живя здесь, в глуши, через которую разве что гиленский караван
проедет, вряд ли она встречалась со столь неказистыми лицами.
Аристократы, говорят, придирчивы к внешности.